Детские слёзы скоро кончаются. Устав плакать, Ваня повернулся к реке и, продолжая временами всхлипывать, стал смотреть на весело журчащую воду.

— Как же ты тростинку не удержал? — усталым от пережитого испуга голосом спросил Урт.

— Её сом хвостом задел, — ответил мальчик, вытирая мокрые глаза.

Водяной вздохнул, сорвал стебелёк медуницы, стал есть цветы.

— Пока ты в реке, ты в опасности. Ты ведь не лягушка и не рыба. Вода только и ждёт, пока ты зазеваешься, — Урт хлестнул травинкой по речной глади. — Я чуть с ума не сошёл от страха. Думал, ты совсем захлебнулся, — покачал он головой, помолчал. — Привязался я к тебе…

Клонилось к закату румяное летнее солнце. Высохли мокрые Ванины ресницы. Пропали радужки перед глазами. Сошла краснота с растёртых век.

Вечерело. Трещали в прибрежной траве кузнечики, журчала тихая речка Ягодная Ряса, закручивала крохотные водовороты. Куковала в лесу прокуда-кукушка. Весело плескала красными от заката брызгами весёлая рыбья мелочь. Откуда-то вылезли первые комары и завели тоненькими голосками свои песенки.

Ниже склонились к воде лозинки.

— А сом-то какой красивый, а? Солнце на спине вёз… Век бы смотрел, — ни к кому не обращаясь сказал Урт.

— Я бы тоже, — откликнулся мальчик.

Друзья помолчали. Им обоим вдруг стало очень хорошо оттого, что они вместе увидели такую красоту.

— Ладно, иди домой. Вечер. Пора тебе. Фоме — привет. Завтра приходи, — сказал водяной, махнул на прощание рукой и погрузился в покрытый ряской мелкий речной затон, на который уже ложились густые вечерние тени.

Глава 9

Про пенки и просторы. — Водолаз или сенбернар. — Гости из книжки. — Дом смеётся. — Мышиная радость. — Через окно на волю. — Маменька и папенька уходят и возвращаются. — Пенки!

В тот день маменька с самого утра взялась варить земляничное варенье. Ради такого случая в доме растопили печь и вскоре в большом белом тазу уже хлюпало и пенилось фиолетово-красное густое варево. Маменька никогда и никому не доверяла этого дела и всё делала сама — и ягоды мыла, и сахар отмеряла, и огонь разводила. По дому плыл сладкий манящий запах полевой земляники, которая густо усеяла в этом году крутые склоны окрестных оврагов.

Ваня сидел за столом у окна, нюхал запахи, доносящиеся из кухни, глотал слюнки и безнадёжно смотрел в сад. Ему очень хотелось сладких пузыристых пенок, что маменька большой ложкой собирала с поверхности варенья, но сейчас шёл урок математики и выходить из комнаты ему было строго-настрого запрещено. Перед ним лежал потрёпанный задачник и тетрадка. В саду порхали мотыльки, покачивались тёмно-зелёные заросли кусачей крапивы, шуршали листья черёмухи, верещали в саду дрозды, стрекотали кузнечики, лениво перекликались петухи. Временами откуда-то издалека доносились горячие запахи поля, словно кто-то невидимый забрасывал в окно целые охапки свежескошенных трав: пастушью сумку, колокольчики, кукушкин горицвет, одуванчики, повилику, клевер… Словно большое душистое облако они накрывали мальчика, кутали, набивались в непослушные волосы, складки белой рубашки, щекотали в носу. Сквозь садовые заросли виднелись подёрнутые знойной дрожащей дымкой холмистые просторы.

— Вон как там далеко хорошо, — думал Ваня.