быть нежным, кормить его вишней и возмутиться за брошенную косточку, но

при этом погладить по щеке, то мог и вырастить его.

Гэвина любили.

Со своего места Дэлайла зачарованно наблюдала за их общением.

– Даже не знаю, что спросить, – произнесла она. – Думаю, это потрясающе.

Теплый ветерок пронесся по двору и принес с собой запах весны и тепло

летнего дня посреди зимы.

***

еще побаивалась, как много Дом может услышать или увидеть. Он мог заметить

и ее не самые невинные намерения по отношению к Гэвину. Она много раз

представляла, как они будут целоваться, проводя время у него дома.

Он ничего не сказал, когда они встали, лишь погладил ствол дерева, а потом

отвел Дэлайлу к задним воротам на улицу. Вернувшись на обычную дорогу, она

понимала, что теперь вряд ли сможет воспринимать мир по-прежнему. Сколько

еще было таких домов? Сколько еще было таких самостоятельных деревьев, как

во дворе Гэвина?

Пока она думала об этом, у него в кармане что-то зажужжало. Она

удивленно взглянула на Гэвина, а тот, замявшись, все же сунул руку в карман.

– У тебя есть телефон?

– Ну да. Конечно, – он так на нее посмотрел, словно у нее появился глаз на

лбу.

– Ты его купил?

Гэвин вскинул палец, прося ее подождать, пока он ответит. Он не сказал

«Алло» или «Привет», или «Это Гэвин». Он просто ответил:

– Я вернусь в девять, – и отключился.

– У тебя есть комендантский час?

– Конечно, – смеясь, сказал он.

– Но если Дом знает, где ты, зачем говорить ему, когда вернешься?

– Он не всегда  видит меня, только если я возьму с собой что-нибудь… из

его вещей, – он хохотнул, сказав это, и тут же выдал извиняющуюся улыбку. –

Или он может следить за мной по траве и проводам, но… – он сделал паузу, – не

думаю, что он так делал. Странно все это кому-то объяснять. Но иногда я знаю, что Дом беспокоится, когда оставляет мне маленькую вещицу на пороге. Как во

время важных экзаменов. Или когда у меня было собеседование, и я очень

переживал, – он улыбнулся ей. – Но обычно я… беру что-нибудь сам.

Дэлайла кивнула, думая о сказанном и о том, сколько свободы у него было

на самом деле.

Казалось, что до девяти еще вечность. Дэлайла взглянула на часы. У нее

действительно есть еще больше пяти часов с ним? В воображении тут же

вихрем закружились картинки, словно быстро пролистанные фотографии.

Сцепленные руки, прижатые к ладони губы, поднимающийся по ее запястью

рот и целующий ее подбородок, губы, веки. Его язык скользит по ее, и тихий

вскрик, который он ловит своим ртом.

Но у нее не было пяти часов. В лучшем случае два, ведь ее комендантский

час совпадал с закатом, а небо уже успело помрачнеть, превратившись в

тусклую зимнюю серость. Гэвин сунул телефон в карман и взглянул на нее. Его

глаза были такими темными и сияющими, как ее с детства любимые черные

стеклянные шарики. Она выдумала, что нашла их во время сафари в Африке, где якобы искала магические коренья и фрукты.

– Я работаю, потому что хочу немного независимости, но деньги всегда

есть в банке.

Дэлайла пришла в себя.

– Что?

Он улыбнулся, словно поймал ее, грезящей наяву о его глазах и

приключениях, которые они видели.

– В Сарае. Там есть банка с деньгами, и она всегда полная. Я не знаю как, но деньги там не кончаются.

Она не ответила, и он с терпеливой улыбкой напомнил:

– Я говорю о том, откуда у меня телефон.