Она молчала, явно не радуясь идее втягивать во все это Давала. Но Гэвин

заметил, в какой миг она поняла, что он прав, и сделала так, как он просил, напечатав сообщение Давалу, чтобы тот встретил их на месте.

Все захотят узнать, что случилось, и что он скажет? Что на нее напал его

Дом? Потому что он, так, между прочим, живой? Или сбудутся его опасения, и

решат, что это он?

Но в голове Гэвина другая мысль начинала оттеснять остальные. Дэлайла

была одна в ванной. Он был в этом уверен. Там не было тараканов, не было

никакой статуэтки на окне, потому что эта часть Дома принадлежала  ему. Так

всегда было.

Могла ли Дэлайла… ранить себя сама?

***

Гэвин был уверен, тот, кто сделал пункт неотложной помощи в их

маленьком городе единственным медицинским центром, хотел, чтобы это место

успокаивало. От портретов улыбающихся детей с розовыми щеками до стульев

светлых оттенков и аквариума с рыбками это место выглядело как странная

гостиная из магазинного каталога.

Копаясь в мыслях, он пытался вспомнить, был ли когда-нибудь в подобном

месте. Он помнил только доктора на крыльце посреди ночи, а если теперь

отмотать в памяти назад, у него было такое же полубессознательное выражение, что и у Дейва, когда тот доставлял продукты каждую неделю. Гэвин не мог

даже подумать, что это означало. Не сейчас, когда все смотрели на него, словно

в любой момент он мог на них прыгнуть.

Ничего в этом месте не могло заставить Гэвина остановиться и сесть. И

 ничто не могло успокоить. Стулья выглядели липкими, ковер в одних местах

был вытерт до пластикового основания, а в других был испачкан темными

пятнами. Он был уверен, что ему не хочется знать, от чего тут могли появиться

эти пятна.

А тревожные, он даже сказал бы,  обвиняющие взгляды, направленные на

него со стороны сестринского поста, делу никак не помогали.

Медики бросились к Дэлайле почти сразу, как только они приехали. Один

взгляд на ее спутанные влажные волосы, одежду, что была слишком большой и

явно не ее, на то, как осторожно она прижимала к телу раненую руку, – и

больше они не тратили ни минуты. Дэлайла выглядела как избитая женщина, а

Гэвин, конечно, напоминал виновника.

Но она не хотела идти одна, спорила с ними и отказывалась отпускать его

руку.

– Я приду к тебе через пару минут, – сказал ей Гэвин, убирая волосы с ее

лица. Он кивнул в сторону стойки регистрации. – Мне нужно ответить тут на

пару вопросов и заполнить документы, а потом меня отпустят к тебе.

Он поцеловал уголки ее губ, осознавая, что это ложь. Гэвин знал, и, может, знала и сама Дэлайла, что они не пустят его к ней, пока она здесь. Но, уставшая

и измученная болью, она сдалась и обняла его в последний раз, вложив в его

ладонь телефон.

– Давал сказал, что будет, – прошептала она. – Передашь это ему вместо

меня? А то родители заберут.

Он кивнул и поцеловал ее в висок, глядя, как ее уводят из зала, и как за ней

закрылись двери. Отрезав от него.

– Может, вы расскажете нам, что случилось? – заговорила с ним медсестра

тридцати лет. Она выглядела вполне приятной, как он предположил, но что-то в

ней было – в измученном выражении лица и почти радостном желании поймать

его на чем-нибудь, – из-за чего она сразу ему не понравилась.

– Конечно.

Он сел у передней стойки и перевел взгляд от женщины, сидевшей перед

ним и печатавшей, к дверям в приемный покой.

– Имя?

– Гэвин Тимоти, – ответил он.

– Ее парень.