— Четыреста тридцать два франка за сто — по курсу дня. Считайте сами. Дороговато?

Элен сделала гримаску и унесла проспект, укрепив Ширвиндта в решении отказаться от «Лонжина», как средства оповещения. Если не сама Элен, то сотрудники БЮПО могли засечь, что часовые фирмы посылают дорогостоящие рекламные издания конторе, далекой от сбыта хронометров.

Итак, «Космополитеия, 11.00.

Все происходит быстро и просто: пароль, подставленная шляпа и беззвучно падающий в нее комочек папиросной бумаги, который Ширвиндт тут же закладывает под язык. Курьер, однако, на этот раз, пренебрегая правилом, шепчет — рука с сигаретой у рта:

— За вами следят.

— Знаю. Двое.

— Трое. Легко узнать: очень худой, в синем плащ-пальто.

Ширвиндт внимательно смотрит хронику. Собачья выставка в венском «Шпортхалле» — кукольные, дрожащие левретки, чау-чау с мордочками-хризантемами, карликовые пинчеры и терьеры, черные пудели, умещающиеся в муфтах, болонки, мини-борзые, фоксы...

В туалете кинотеатра Вальтер, закрывшись в кабинке, разглаживает влажную бумажку. «Дорогой друг! Ваши дела, очевидно, вполне позволяют передать их в надежные руки и уехать. Нам хотелось бы, чтобы вы не откладывали решения и не медлили. Возьмите посылку. Желаем бодрости и здоровья. 3.08.1943.

Ширвиндт бросает бумажку в фаянсовый клозет, нажимает педаль, спуская воду. Мгновение — и шифровка исчезает в водовороте — патентованная «Ниагара» способна унести даже булыжник.

308 — это не дата, а номер автоматического сейфа на вокзале Корнавен. 1943 — номер шифра, позволяющего открыть сейф. Ширвиндт перед зеркалом поправляет шарф, закутывая горло: еще утром оно начало саднить, предвещая, что вечером температура подскочит. Простуда, дрянная штука, вынуждающая глотать пилюли и средства от головной боли.

Кто же все-таки этот третий в синем плащ-пальто? Контрразведка или немец? Да, пора кончать с «Геомондом». Не сейчас, конечно; надо еще продержаться недели три-четыре...

18. Декабрь, 1941. Париж. Пантеон.

«...Старый дуралей, тебе захотелось — чего? Тебе захотелось риска, опасности, мчащейся на всех парах, как экспресс. Успеешь ли соскочить с полотна вовремя и не угодить под колеса?.. Этого тебе надо?.. Ах ты, романтик,— действие тебе подавай, и такое, чтобы дух захватило? Просто смешно! Я-то ведь точно знаю, что ты не такой, и в детстве был не такой, и в юности. Марки ты любил собирать — тихое занятие. Обломов бы из тебя вышел — вот кто; халат на вате, трубка с чубуком на фунт табака... Вот и избавляешься от самого себя. Просто, оказывается, открывается ларчик. Ничего загадочного. Устал... Нет, не так: больше не можешь заниматься всем этим — организовывать, думать, копить и собирать. Разведка — дело незаметное, бухгалтерское: сатиновые нарукавнички и арифмометр. Лучше всех работает тот, кто умеет быстро подсчитать и сравнить — раз костяшка, два костяшка. Вводные, проверка, перепроверка, сальдо, дебит, кредит... Только бы не ошибиться в сумме! Тройная бухгалтерия. Романтики в ней ни на ноготь, а страха хоть отбавляй — куда больше, чем сейчас, когда стоишь ты, милостивый государь, на углу — рука а кармане — и прикрываешь радиста. С пистолетом проще... Жак-Анри все понимает: и почему ты напросился на это и что устал, отработался, начал бояться замкнутого пространства, стола, арифметической ошибки...

Через три минуты конец сеанса. Жюль переминается с ноги на ногу, дует в горсть — пальцы совсем одеревенели. Собираясь, он забыл перчатки, а здесь, у Пантеона, согреться негде. Днем еще можно несколько минут переждать в вестибюле Школы и то недолго — служители не любят посторонних; вечером же совсем плохо — голые кусты не задерживают ветра.