То, что заметил, он ощутил еще раньше — все стало не таким, как прежде. Трава казалась более острой, ранила руку при неосторожном движении, земля приобрела более темный оттенок, стала более красной, чем когда бы то ни было. Ему казалось также, что удлинились тропинки в лугах, и идти домой теперь приходилось дольше. Из-за этого он опаздывал на обед. И у картошки вкус был ненормальный: даже молодая, только что выкопанная из земли имела привкус затхлости и мха, как будто бы долго пролежала в погребе. Лица людей размазывались, и, когда в воскресенье Франц шел в храм, ему чудилось, что он видит ходячие нерезкие фотографии. Он признался жене, а она сказала, что, наверное, все дело в глазах. Куриная слепота или что-нибудь вроде этого. Ему такое даже в голову не пришло. Он все хорошенько обдумал и сделал вывод, что глаза тут ни при чем. Ведь и ткани стали другими на ощупь, изменился вкус еды, запах древесины. Ножи как будто иначе резали хлеб, иначе жужжали насекомые. И не в глазах вовсе дело и не в каком другом органе чувств Франца Фроста — изменения происходили снаружи, но люди об этом не знали. Сами участвовали в этих переменах, но не знали о них. Женщины сменили наряды. Их плечи теперь раздались, укрепленные изнутри твердыми подплечиками, юбки стали короче, из-за чего ноги казались более голенастыми. Даже у хлеба, выпекаемого в формах, кромка стала острей, словно для того, чтобы до крови поранить язык.
Франца это сильно тревожило, потому что он как раз возил камень на новый дом (камни тоже изменились, все чаще попадались прямоугольные), который должен был быть выше старого.
Он услышал по радио, что какой-то астроном открыл новую планету, и с тех пор мысль об этом не давала ему покоя. Он непрестанно думал о той планете — что она кружит где-то далеко в пустом пространстве, маленькая и замерзшая, наверняка тоже с острыми краями. А коли прежде ее не было, а теперь она есть, значит, меняется даже то, что должно оставаться неизменным. Какова же польза от мира, который так меняется, неужели в нем можно жить спокойно?
Тем не менее он приступил к строительству дома. Первым делом лозоискатель нашел водоносную жилу, и они начали рыть новый колодец. Яму копать пришлось глубокую, чтобы в нее не попадала вода, стекающая в ручей во время таяния снегов, и не смешивалась с чистой, как это было в старом колодце. Рыли с трудом, то и дело вытаскивая из земли огромные красные валуны, которые сохли потом на солнце, похожие на мертвых животных. Грустное было зрелище. Франц пообещал этим камням, что сделает из них фундамент дома, и таким образом они вернутся туда, откуда пришли.
Супруги Фрост хотели иметь детей, но живот жены по-прежнему оставался пустым. Муж уговаривал ее не переживать, мол, как только готов будет дом, ребенок появится сам собой. Но когда Франц оставался один, его одолевали мрачные мысли. Его угнетало существование той планеты, хотя он даже не помнил, как она называлась. Он работал весь день — тесал стропила на крышу, гладил их пальцем, но они по-прежнему оставались шероховатыми и царапали кожу. Кирпич, наверное, плохо был обожжен, крошился и осыпался на новые полы. Вода текла с гор через их дом, и не помогали керамические дрены. Однако Франц, несмотря ни на что, верил, что упорный труд и смекалка помогут ему со всем справиться. Поэтому стропила он оставлял негладко отесанными, стены небрежно оштукатуренными, а их соседка, та, что шила парики, советовала не морочить себе голову керамическими дренами и пустить воду через дом, пусть течет каждую весну по подвалу, пусть сбегает по каменным ступенькам вниз. Сделай для нее сток, говорила она, пробей в фундаменте отверстие, пусть стекает в пруд. Франц так и делал. Но все время думал о той планете. Что же это за мир, в котором всегда может появиться новое небесное тело? Если о чем-то не знаешь, значит, это не существует? А если человек о чем-то узнает, изменит ли это его? Изменит ли планета мир?
Когда Франц крыл шифером крышу, ему стали сниться дурные сны. |