Аманда наладила связь со священниками. Подруги встречались, чтобы шепотом поговорить о Мигеле, которого ни одна из них так и не видела, и вспомнить Хайме с тоской, без слез, ведь официального свидетельства о его смерти не было, и желание увидеть его было сильнее, чем рассказ солдата. Аманда снова закурила, как бы поневоле, потому что у нее очень дрожали руки и стало плохо со зрением. Иногда у нее расширялись зрачки, что мешало ей хорошо видеть, но она по-прежнему работала в больнице. Она рассказывала, что часто принимает людей, которые падают в обморок от голода.

— Семьям заключенных, пропавших и погибших нечего есть. Безработным тоже. Одна тарелка маисовой каши в два дня. Дети засыпают на уроках от истощения.

Она добавила, что молоко и лепешки, которые раньше получали все школьники ежедневно, теперь не дают, и матери заглушают голод детей пустым чаем.

— Единственно, кто делает что-то, чтобы помочь детям, это священники, — объясняла Аманда. — Многие люди не хотят знать правду. Церковь организовала столовые, чтобы шесть раз в неделю давать семилетним малышам по тарелке какой-нибудь похлебки. Этого, конечно, недостаточно. На каждого ребенка, что раз в день получает порцию чечевицы или картошки, приходится пятеро, которые смотрят на него с улицы, потому что всем еды не хватает.

Альба поняла, что они вернулись к прошлому, когда ее бабушка Клара ходила в Бедные Кварталы, заменяя правосудие милосердием. Вот только милосердие теперь было не в почете. Когда она обегала дома своих друзей, чтобы попросить пакет риса или банку сухого молока, они не смели отказать ей в этом лишь в первый раз, но потом избегали ее. Поначалу Бланка ей помогала. Альба без труда получила ключ от кладовой матери, объяснив ей, что незачем прятать обычную муку и несчастную фасоль, если можно есть балтийских крабов и швейцарский шоколад. Какое-то время, показавшееся ей, правда, недолгим, она снабжала продуктами столовые священников. Однажды она привела свою мать в одну из таких столовых. Когда Бланка увидела длинный деревянный неполированный стол, за которым по обеим сторонам сидели дети с мольбой в глазах, ожидая свою порцию, она заплакала и слегла с головной болью в постель на несколько дней. Она продолжала бы рыдать, если бы дочь не заставила ее одеться, забыть о себе самой и помогать людям, даже если бы для этого пришлось ограбить дедушку, изъяв часть семейного бюджета. Сенатор Труэба не захотел слушать разговоры о голоде, как и другие представители его класса, и отрицал все с тем же упрямством, как и наличие заключенных, так что Альба не могла рассчитывать на него. Позднее, когда Альба лишилась поддержки матери, она вынуждена была прибегнуть к более решительным методам. Самым отдаленным местом, которое посещал дедушка, был Клуб. Он не бывал в центре, не приближался к границам города и поселкам на окраинах. Ему ничего не стоило считать, что нищета, о которой ему рассказывает внучка, — это чушь, выдуманная марксистами.

— Священники — коммунисты! — восклицал он. — Только этого еще не хватало услышать!

Но когда дети и женщины в любое время суток стали приходить к подъездам богатых домов просить милостыню, он не приказал опустить решетки и занавеси, чтобы не видеть их, как поступили другие, а увеличил месячную сумму денег, которые выдавал Бланке, и сказал, чтобы в доме всегда была горячая пища для тех, кто просит подаяния.