Он говорил с приличествующей случаю скорбью, на какую оказался способен.

— У меня похитили мою возлюбленную супругу Анирул. Ее безвременная смерть оставит вечную рану на моем сердце, и мне остается только надеяться, что я смогу править империей со всем сочувствием и великодушием даже без мудрого совета и преданной любви моей леди.

Шаддам вскинул подбородок, и в его усталых зеленых глазах вспыхнул монарший гнев, так хорошо знакомый большинству его подданных.

— Мои следователи продолжат изучение обстоятельств ее насильственной смерти. Мы не успокоимся до тех пор, пока не поймаем преступника и не раскроем весь заговор. — Он вперил испепеляющий взор в поднятые к нему лица, словно мог с первого взгляда отыскать среди этого людского моря убийцу своей жены.

В действительности он не собирался проводить тщательного расследования. Похититель и убийца исчез, и если он не представлял опасности для короны, то Шаддам не собирался очень усердно его искать. Больше всего император радовался тому, что эта назойливая и надоедливая ведьма не станет больше вмешиваться в принятие решений. Из соображений видимого посмертного уважения к ее памяти пустой трон Анирул некоторое время постоит рядом с его троном, а потом он прикажет убрать и уничтожить его.

Гильдия и Ландсраад будут довольны тем, как он произнес надгробную речь. Он быстро закончил говорить, стараясь поскорее избавиться от неприятного привкуса неискренней речи.

— Сейчас у нас нет иного выбора — скорбя, мы будем жить и править империей, чтобы она превратилась в лучшее место на этом свете.

Рядом с императором, опустив голову, стояла Вещающая Истину Гайус Элен Мохиам. Мохиам знала об убийце больше, чем кто-либо мог подумать, но не собиралась ни с кем делиться своим знанием. Впрочем, Шаддам не слишком на этом настаивал.

Отпечатанная копия речи, трепеща на ветру, медленно упала на землю. Император кивнул одетому в зеленые одежды Верховному Иерарху Дура, который когда-то, в лучшие времена, короновал Шаддама. Две послушницы направили на погребальный костер приспособления, похожие на те, которые использовал сводный брат императора Тирос Реффа, когда в театре стрелял в Шаддама.

Энергетические лучи резким ударом вспороли зеленые изумрудные кристаллы гроба и зажгли ионизационное пламя внутри него. К небу поднялся столб ослепительного жаркого пламени. Благовонный дым окутал погребальный костер. В жарком мареве начали расплываться и исчезать черты лица мертвой женщины. Яркое пламя заставило всех присутствующих заслонить глаза ладонями.

Не обращая внимания на императора, Мохиам следила за кремацией леди Анирул, которая тайно руководила долгосрочной селекционной программой на ее заключительной стадии, Неожиданная трагическая смерть Анирул, поразившая ее на стадии последнего поколения обширного плана Общины Сестер, поставила Мохиам перед необходимостью беречь как зеницу ока Джессику и ее новорожденного младенца.

Преподобная Мать была очень озабочена упрямством и предательством своей дочери, так же как похищением ребенка и убийством Анирул. Слишком многое пошло не так, как надо, на решающих стадиях великого опыта.

Правда, ребенок остался цел, а генетика, как известно, не точная наука. Это был шанс. Может быть, этот сын герцога Лето Атрейдеса и есть Квисац-Хадерах.

Или нечто совершенно иное…

~ ~ ~

Человеческий комфорт относителен. Кто-то может посчитать определенные условия суровыми и невыносимыми, другой же с радостью назовет такое окружение родным домом.

Граф Хазимир Фенринг вышел на балкон своей резиденции в Арракине и принялся смотреть на обшарпанные, обожженные беспощадным солнцем строения города. Снова изгнание. Хотя он сохранил официальный титул имперского министра по делам пряности, граф с радостью оказался бы в другом месте, подальше от этого проклятого места.