— Вот потому-то я и подумала, что вы полицейский, — сказала она. — Когда вы сказали мне, что речь о каком-то убийстве. По телефону.

— Вот моя визитная карточка. Я всего лишь частный детектив.

— Понятно. — Она взяла карточку, посмотрела на нее, кивнула и потом вернула обратно.

— Мисс Стронг, — сказал он, — по телефону вы сказали мне, что вы были здесь летом тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, когда женщина по имени Элиза Эббот родила…

— Я не была в тот самый момент, когда она родила, но я работала в родильном отделении, да. Она была одной из моих пациенток.

— Это было в августе шестьдесят девятого, девятнадцатого августа.

— Как я уже сказала, я не была там в самый момент рождения, но хорошо ее помню. Красивая молодая женщина, только очень печальная. Не знаю, в чем уж там было дело. И муж у нее был такой приятный! Он был, как я припоминаю, значительно старше ее, этот англичанин и говорил с таким забавным акцентом. Ну как обычно это бывает у англичан: его звали Роджером, по-моему. Или Найгелом. Ну что-то в этом роде.

— А может, Чарльзом?

— Чарльзом? Может быть, по-британски и так. Ведь их принца зовут Чарльзом.

— Да, — сказал Уоррен. — Чарльз Эббот.

— Верно, верно, — Люси обрадованно кивнула.

— А фотографии, о которых мы говорили по телефону, делал мистер Эббот.

— О нет.

— Вы говорили, что мужчина…

— Да, но не муж. Я подумала, что это был ее брат. Те же светлые волосы и голубые глаза. Иногда женщина выходит замуж за мужчину, который выглядит в точности как ее отец или брат, вы никогда не замечали этого? А я это замечала много раз. Приходит навестить девушку ее отец, а он — точная копия ее мужа. Просто поразительно.

— Значит, мужчина, который делал фотографии… вы говорите, он напоминал Чарльза Эббота?

— Да, оба блондины, оба голубоглазые.

— А сколько ему было лет? Тому, который делал фотографии.

— Молодой. Двадцать. Или двадцать один.

— И когда это было?

— Девочке было несколько дней. Она как раз кормила ее, я помню. Я тогда подумала, что это немного странно, даже если он и был ее братом. Я имею в виду ее обнаженную грудь и все такое. Очень уж она была небрежна. Ребенок лежал на ее груди и сосал. Я как раз туда вошла, когда он делал снимки. Ребенок лежит на груди матери, сосет, такая милая маленькая крошка, ее ручонка покоится на груди, а на ней — маленький браслетик. Я сказала ему, чтобы он сейчас же перестал фотографировать! Я не знаю, сколько снимков он уже успел сделать, но он пользовался вспышкой, и я подумала, не повредило бы это ребенку… Вел он себя очень любезно, такой обаятельный молодой человек. Он убрал фотоаппарат и представился, настоящий джентльмен.

— Не припомните, как его звали?

— Джонатан Пэрриш. Так я и сказала тому парню, который приезжал сюда месяц назад.

— Что еще за парень?

— Его зовут Артур Хэрли. Он был очень удивлен, узнав об этих фотографиях.

— Да уж, я готов побиться об заклад, что это так, — сказал Уоррен. — Но вы говорите, что на ребенке был браслетик. Это что, драгоценность?

— Да, на ручке младенца. Но это никакая не драгоценность. Это просто личный знак с именем ребенка, написанным на бусинках. Чтобы, не приведи Господь, не перепутать детей.

— А что это за бусинки-то?

— Маленькие, белые, с голубыми буквами.