Стан сразу же мрачнеет.

— Хотел бы. Я выдумал себе эту любовь. Мне так хотелось пережить это чувство, что порой казалось, что любил. Она была прекрасной и умной женщиной. Яркой, красивой и безумно сексуальной. Она подарила мне много лет интересного брака, но это не имеет ничего общего с любовью, к примеру, твоих или моих родителей.

— Мне порой думается, что такой любви больше не существует. Сколько из наших на самом деле создали такие союзы? Я не помню ни одного, пока была среди вас.

— Говорят, что создают. Я не уточнял, но любовь есть, Русó. Она всегда была и будет, просто наше время ещё не пришло.

— А если оно не настанет? То есть не всем же прописано время любви. Люди тоже проживают жизнь без этого настоящего чувства, они имитируют его, как и мы. Вдруг не все из нас умеют любить?

— Все умеют. Все. Только кто-то не готов к этому. Любовь это… страшно.

— Страшно? — переспрашиваю, удивлённо гладя на Стана.

— Да. Страшно. Посмотри на моего отца, как он сдал за последние годы. После смерти мамы он больше ни с кем не встречался. Живёт один, разговаривает с портретом мамы и любит её до сих пор. Да и многие умирают, когда теряют любимых. Я точно знаю несколько таких случаев. Если погибает один партнёр, то второй не может долго жить. И я боюсь этого чувства. Боюсь, что мне тоже не повезёт, и я буду жить в том же мраке и лишь воспоминаниями прошлого, если со мной такое случится.

— Выходит, что ты не такой уж и мечтатель, да? — усмехнувшись, поддеваю его.

Стан грустно улыбается и делает глоток пива.

— Я никогда и не был мечтателем, Русó. Это ты хотела меня таким видеть, а я не хотел тебя разочаровывать. Мне всегда казалось, что если я не буду балагуром, шикарным любовником, и по мне не будут сходить с ума женщины, ты бросишь меня. Ты поймёшь, что я просто обычный и скучный.

Удивлённо приподнимаю брови и касаюсь своей ладонью мягкой и гладкой щеки Стана.

— Я бы никогда тебя не бросила из-за этого. Ты для меня всегда был особенным, таким же и останешься.

Друг перехватывает мою руку и нежно касается своими губами кончиков моих пальцев. Стан всегда так делал, когда хотел выразить свою любовь ко мне. Когда мы были молоды, то мало понимали в любви, родственных узах и других сильнейших эмоциях, которые переполняли нас. Мы не в силах были выразить их правильно, потому что чувствуем в разы сильнее, чем люди. К примеру, когда мы счастливы, то кажется, что вот-вот взорвёмся от этой эмоции. То же самое происходит и с сильной злостью и горем. Поэтому мы со Станом научились передавать сигналы через тактильные прикосновения или просто взгляд, чтобы не забираться друг другу в голову. Это совсем невежливо на самом деле. Мы читаем мысли людей и друг друга только по крайней необходимости. Мы уважаем личные рамки каждого.

— Так хорошо снова обрести нашу связь, Русó, — соблазнительно улыбнувшись, Стан подмигивает мне, продолжая играть с кончиками моих пальцев. Опускаю взгляд на свою руку и улыбаюсь, вспоминая, как часто мы так же играли под столом за завтраком, обедом или ужином. Я старше Стана, но выглядела всегда младше его. Он, как мужчина-вампир, вырос быстрее меня физически и внешне, а женщины развиваются постепенно, без особой спешки. И я всегда воспринимала Стана, как своего самого любимого старшего брата. У меня не было такой связи с моими кровными братьями и сёстрами, как со Станом. Это ещё одна не особо приятная для многих связь. Наша кровь сама выбирает того, кто станет нашим братом или сестрой. Порой этими людьми становятся абсолютно неприятные нам вампиры. Но потом, со временем, необходимость наладить эту связь берёт своё, и это даже физически больно. Это один из способов нашего выживания.

Телефон Стана звонит, и наше особое настроение, которое я так давно не чувствовала, да и сейчас не успела, разрушается.