— Ты просто цветешь, — сделал ей комплимент Эррол.
Она вошла в гостиную, он следовал за ней, примечая все волнующие подробности. Невероятные каблуки, из-за которых она ходила так осторожно, что мужчина инстинктивно был все время наготове, чтобы подхватить ее, в полной уверенности, что она вот-вот споткнется. Потом его взгляд скользнул по черным прозрачным чулкам, которые она всегда носила, дальше по чувственному изгибу бедер…
Он включил настенные лампы, потому что хотел кое-что сказать Илене и не желал отвлекаться на потрясающие воображение подробности в приглушенном свете торшера.
Эррол налил коктейли и отнес к кушетке в стиле Регентства, на которой в элегантной позе расположилась девушка.
— За старые добрые времена, Илена, — сказал он, поднимая бокал.
— Старые времена прошли, — ответила она. — Ты сам так захотел, помнишь?
— Я многое помню, Илена, и спрашиваю себя, сможем ли мы оба действительно это забыть.
Он наблюдал, как трепещущие ресницы опустились, а черные поля шляпы придали лицу женщины загадочное спокойствие. В нем была экзотическая красота белой орхидеи. Кровь Эррола внезапно вскипела от чувственных воспоминаний.
— Илена, — сказал он тихо, — неужели твоя совесть настолько спокойна, что ты сможешь вступить в этот брак?
— Ч-что ты хочешь сказать? — Она сделала большой глоток из бокала.
— Разве тебе не кажется, что Стиллмен заслуживает большего, чем объедки другого мужчины? — жестоко спросил он.
— О… так назвать меня! — Она резко откинулась на полосатый сатин кушетки.
— А разве это не так, chere amie? — Он черство рассмеялся, подходя к комоду и наливая себе еще бокал. — У тебя есть все, кроме сердца! Стиллмен только однажды подвел тебя, потому что ему нужно было посмотреть пациента, и ты из чистой мелочности подтолкнула меня на флирт.
— Это неправда! — бросила она.
Но это было правдой. Как-то вечером Пол не смог никуда поехать с ней из-за проблем в клинике и она отправилась с друзьями в игорный дом. Там был Эррол, и Илена, которая привыкла потакать своему эгоизму с младенческих лет, которая привыкла получать свои развлечения, удовольствия и игрушки, что бы ни происходило, нашла, что Эррол Деннис — одна из самых замечательных игрушек из всех, с которыми она играла… Замечательная по нескольким причинам — его прекрасное лицо, его бесшабашная натура и особенно тот факт, что он работал у Пола. Потому что, когда Пол ставил дела клиники прежде всего, она начинала ненавидеть его.
Ее чувство к Полу всегда было странной смесью ненависти и любви. Она всегда хотела видеть его на коленях, пресмыкающимся и обожающим ее, как все остальные мужчины. И все же она знала, что он никогда не станет пресмыкаться, и именно это притягивало ее к нему.
Она хотела, как могла бы хотеть тигрица, чтобы он стал ее хозяином; она даже готова была целовать ему руки, но каждый раз, когда он отдавал все внимание клинике, она впадала в первобытную панику и ярость.
Теперь она смотрела на Эррола какими-то потерянными глазами.
— Я люблю Пола, — сказала она.
— Странной любовью, chere amie. По моим понятиям, любовь включает в себя несколько чувств, которые тебе вовсе не знакомы, например честь, уважение и служение. Ты и двух месяцев не была помолвлена со Стиллменом, когда начала встречаться еще и со мной.
— Ты… как ты смеешь, деревенщина! — Она схватила бокал с мартини и швырнула его прямо в Эррола. Бокал ударил его в лицо и разбился, порезав щеку. Когда на свитер стекла яркая струйка, он невозмутимо достал платок.
— Я порезала тебя! Я сделала тебе больно! — шептала Илена. |