Палка просвистела у меня над головой и врезалась в стену, отскочила, покатилась по песку.

— Сука, — сказал незваный гость.

И поднял камень.

Я смотрела, как движется он, медленно, будто во сне. Вот раскрытая пятерня тянется к земле, гребет ее… я видела и желтые пальцы с синеватыми — весьма характерная примета — ногтями, и волосатое запястье, и камушки, которые больше не казались безобидными.

…видела искаженное яростью лицо.

Белки глаз, пронзенные алыми копьями сосудов.

Приоткрытый рот. И отвисшую губу. Каплю слюны… реденькие волоски, сбитые в такую же редкую бородку. Я видела все уродство этого человека и… ничего не могла поделать.

Сердце мое ухнуло куда-то в пятки.

А силы ушли на то, чтобы не позволить телу свернуться жалким комком…

…я поймала взгляд второго, и…

…что-то свистнуло у самого моего носа, а затем раздался крик, громкий, преисполненный боли… и я очнулась.

Их по-прежнему было двое, чужаков, дерзнувших переступить порог нашего дома, но теперь старший сидел, баюкая правую руку и выл. А младший катался, пытаясь уйти от тычков палкой. Араши скакала вокруг и, тыча в него деревянным — слава всем богам, что деревянным — мечом приговаривала:

— Будешь еще кидаться камнями, дрянной мальчишка, будешь…

— Оставь его, — попросила я, понимая, что еще немного и просто-напросто упаду. Я не сделала ничего, что должна бы, однако и это «ничего» забрало все мои малые силы.

Араши застыла и, плюнув на поверженного врага, отступила.

— Если вздумаете вернуться, я побью вас снова, дерьмо вы собачье! — сказала она громко, и Юкико торопливо зажала ушки ладонями.

Почему-то этот жест, по-детски искренний и все-таки нелепый, заставил меня рассмеяться. И смех мой подхватили. Голос Кэед звучал, как колокольчики.

Хохотала Шину, утирая слезы, то ли боли, то ли радости… и робко улыбалась снежноликая Юкико. И даже наша Мицухито, выглянувшая на шум, позабыла о слезах…

…и Араши тоже смеялась, громко и по-мужски хлопая ладонями по бедрам.

— Вы… — старший покраснел до кончиков ушей. — Вы за это поплатитесь… я пойду к Наместнику… я скажу…

— Что тебя побила девчонка, рыбозадый? — этот громкий голос оборвал смех. — Прошу прощения, госпожа…

Старший поднялся, все еще держа руку. Перелом? А хоть бы и так. Он сюда не с миром шел, и будь сила на его стороне, нам пришлось бы туго.

— Не стоит, господин Хельги… а вы, молодые люди, послушайте и, если получится, подумайте над моими словами, — я выступила и спрятала руки в широких рукавах домашнего платья. — Вы здесь говорили много… всякого… не только о нас, но и о Наместнике, да продлят боги его час на земле…

Хельги выразительно хмыкнул.

И руку с меча не убрал.

— …и шестеро готовы повторить слова перед любым из его судей…

— С-сука…

— Полегче, — широкая ладонь Хельги мазнула по бритому затылку. — Продолжайте, госпожа…

— И они подтвердят, что говорим мы правду. А согласно уложению от Каннаши, хула на наместника либо же иного чиновника, назначенного князем, есть хула на самого князя, и повинна быть наказана…

Язык мой легко вывязывал слова.

— Понятно? — Хельги поднял обоих ублюдков и, хорошенько встряхнув, добавил.