Салем прославился охотой на ведьм, Лондон терроризировал Джек Потрошитель, а Фейрвейл всегда будет расплачиваться за грехи Нормана Бейтса. — Он мрачно усмехнулся. — Странно, правда? Все свое время и силы Отто Ремсбах потратил на то, чтобы разрекламировать этот чертов мотель. Но он и представить себе не мог, что лучшей рекламой ему станет его собственная смерть.
Эми нахмурилась.
— Возможно, его партнер так думал.
— Возможно. — Гиббз свернул на окружную дорогу. — Но мы оба знаем, что у его партнера тоже есть алиби.
— У всех есть алиби, — сказала Эми. — Включая вас и меня.
Гиббз снова усмехнулся.
— А вы по-прежнему утверждаете, что не делали этого?
Эми кивнула, но его замечание ей не понравилось.
— Перестаньте дурачиться. Если мы исключим Дика Рено и Сэнди, кто остается?
— Да почти любой в этом городе, — ответил Гиббз. — Всем ненавистно то, что здесь происходит, и у меня довольно стойкое ощущение, что, если бы Ремсбах был жив и продолжил осуществлять свои планы, он натолкнулся бы на организованное сопротивление. Разумеется, сейчас это уже не поможет. После вчерашних событий нет смысла делать вид, будто ничего не случилось. Самое умное, что можно сделать сейчас, в преддверии наплыва туристов, — это открыть дюжину новых гостиниц и ресторанов.
— Вы только что сказали о возможности организованного сопротивления.
— Я также сказал, что эта возможность осталась в прошлом.
— Вы уходите от ответа. Может, назовете какие-то конкретные имена?
— А вы настойчивы. Что ж, давайте начнем с тех, кого вы знаете. Айрин Гровсмит, преподобный Арчер, Боб Питерсон, доктор Роусон. И думаю, можно включить в этот список и шерифа Энгстрома, просто для полноты картины. Если вдуматься, то пока что единственный человек в этой компании, в алиби которого мы можем быть абсолютно уверены, это Гровсмит. Так что, если хотите, можете вычеркнуть Айрин. Хотя лично я не прикасался бы к ней даже авторучкой.
— Будьте серьезны.
— А я серьезен. Очень серьезен. — Гиббз глубоко вздохнул. — Прошлого не изменить, и мы не знаем, что ждет нас в будущем. Так зачем тратить настоящее на то, чтобы беспокоиться о ком-то из них?
— Гедонист.
— Прагматик. — Гиббз усмехнулся. — И в связи с этим вопрос: каковы наши планы в настоящем?
Эми взглянула на часы.
— Сейчас час дня. Как быстро я смогу добраться от гостиницы до больницы штата?
— За двадцать пять минут. Самое большее — за полчаса. Во сколько вы встречаетесь со Стейнером?
— В половине четвертого.
Эми обратила внимание на то, что они возвращаются той же дорогой, которой уезжали, и наверняка не без причины: если он высадит ее у служебного входа гостиницы, то она сможет незамеченной вернуться в номер на служебном лифте. У прагматизма, несомненно, были свои преимущества.
И у нее было добрых два часа свободного времени. Ей пришла в голову мысль, которую она тут же озвучила:
— Интересно, они заперли снова дом и мотель Бейтса?
— Об этом надо спросить у Питкина. После гибели Ремсбаха ключи, наверное, есть только у него.
— А как же люди, которые там работали? Разве те девочки не стащили чей-то дубликат?
— После того как убили Терри Доусон, Энгстром проверил алиби всех рабочих и членов их семей. А в процессе проверки забрал все запасные ключи. Насколько я знаю, они хранятся где-то в офисе шерифа, может быть, под пачкой одноразовых салфеток в правом ящике стола Айрин. — Он перешел на серьезный тон. — А почему вы спросили? Надеюсь, вы не собираетесь отправиться туда?
— Не задавайте риторических вопросов. |