Вода из крана текла уже не такая ржавая, и он не только умылся, но и, набрав ее в кастрюлю, облился на крыльце. Душевую он нашел, но головка душа была отломана. Ухнул, растерся жестким махровым полотенцем – подарком Витали, помахал руками, поприседал и побежал одеваться.

Через полчаса Глеб запер дверь и отправился на экскурсию. Прошел по дорожке полумертвого сада, заросшего чертополохом и одичавшими кустами жасмина, который благоухал нежно и сладко, полюбовался усохшими корявыми деревьями, похожими на привидения.

У перекошенной калитки он оглянулся. Благородной формы, штучной работы, с разбитым мрамором крыльца и колонн и немытыми стеклами окон, дом выглядел печально и одиноко. Глеб нашел свое окно на втором этаже…

…Это была окраина города, в прошлом – деревня с барским домом. Канула в Лету эпоха, и барский дом дышал на ладан, доживая последние дни.

Глеб зашел в продуктовый магазинчик, где время, казалось, остановилось – разбитная крикливая продавщица из советских кинофильмов запросто общалась с покупателями, называя их по имени. Она с любопытством скользнула по нему взглядом и по-свойски спросила:

– А вы кто же будете? Дачник?

Глеб сказал, что живет здесь.

– Снимаете? – уточнила она, и все, кто был в магазинчике, уставились на Глеба.

– Нет, в бывшем общежитии, – ответил он, проклиная отечественную простоту нравов, от которой отвык за годы жизни в Германии.

– В «Театре»? – спросила она.

– В театре? – озадаченно повторил Глеб.

– Ну да! Там артисты жили, три месяца уже, как никого нет. Значит, опять заселяют? Не боитесь, что прибьет? Он же в аварийном состоянии.

– Ништяк, еще постоит, – включился старик с матерчатой торбой. – Раньше на совесть строили.

– А вы артист? – спросила продавщица, заглядывая ему в глаза.

Глеб кивнул.

– Ты это… парень, смотри в оба, – сказал старик. – А то мало ли чего… – Он пошевелил пальцами.

– А как вас звать?

Глеб назвался.

– А я Валя! Будем знакомы. Вы, если надо чего, не стесняйтесь. Пол помыть, убраться… Я тут всех знаю.

– Там света нет, – сказал Глеб.

– Отрезали? – всплеснула руками женщина в черном плаще. – За неуплату?

– Сносить собираются, – объяснила Валя. – Надо свечки.

– Ты, парень, поосторожнее с огнем, еще пожар устроишь, не ровен час. Нам тут только пожара не хватало. А в жэке знают, что ты заселился?

– Петрович, успокойся! «Театр» на балансе культуры, они хозяева. Имеют право.

– Опять пьянки-гулянки, – пробурчал Петрович. – Знаем мы этих артистов. Точно спалят!

Валя подмигнула Глебу – не обращай, мол, внимания.

– А вы из какого театра?

– Из Молодежного.

– Это там, где Виталик? – обрадовалась она. – Тут еще Петя Зосимов жил, тоже из Молодежного. Хороший парень. Говорил, не дом, а… этот… где люди из воска.

– Паноптикум?

– Ага. Тут у нас всякое говорят, лично я не верю. Бабки темные, чего только не придумают.

Глеб не стал уточнять, что она имеет в виду. Распрощался и, нагруженный продуктами, отправился домой. Дав себе слово впредь возить продукты из города.

Он распихал продукты в буфете, посетовав, что нет холодильника. Вдруг пришло в голову, что двести лет назад в этом доме тоже жили без электричества, при свечах, и сейчас время сделало виток и вернулось туда же, только на новом уровне – более цивилизованном.