— По сугубо личному. — Он обжег ее обольстительной улыбкой.

Минуту назад Инесса была непорочной монахиней на защите неприступных крепостных стен монастыря. Но как только в дверях приемной возник Аристархов, черти подхватили ее под руки и от непорочности с неприступностью остался один тлен.

— Присаживайтесь и обождите. Как о вас доложить?

— Аристархов Сергей Сергеевич.

— Через полчаса доложу. Сейчас он занят. — Секретарша залилась краской. — Чаю хотите? У нас хороший — индийский.

— Очень люблю индийский чай и с удовольствием выпью с вами по чашечке. Но в следующий раз. Мой визит согласован, и он… — Сергей кивнул на обитую черным дерматином дверь, — ждет меня ровно в двенадцать часов.

«Ровно в двенадцать? Странно. Почему же я об этом ничего не знаю?..»

Однако брошенная невзначай фраза подвигла Инессу к срочному действию, поскольку стрелки часов как раз сходились на двенадцати. И если молодой красавчик не обманывает (до чего ж не хочется, чтобы обманывал!), то может случится нагоняй.

Резво поднявшись со стула, она неприметным движением оправила однотонное темное платье из плотного шелка и шелестящей походкой двинулась в кабинет к шефу.

Аристархов оценил ее крупноватую фигуру, скользнул взором по раздавшимся бедрам, по тяжеловатым ягодицам, по лодыжкам в дорогих чулках; приметил и косо стоптанный правый каблук. И привередливо скривил тонкие губы: «Нет, не мой вариант…» Он любил женщин моложе, изящнее, грациознее. Такой Инесса, вероятно, была лет десять назад. Теперь же пускай по ней вздыхают шестидесятилетние старцы. Такие, как ее шеф, обитавший за дверью, обитой черным дерматином.

Инесса вернулась из кабинета на удивление быстро.

— Вас ждут. Проходите. — Она оставила приоткрытой высокую дверь с табличкой «Мирзаян Анастас Александрович».

Подхватив тонкий портфель, Сергей одарил секретаршу ослепительной улыбкой и перешагнул порог кабинета…

* * *

«Толстый боров» сидел за огромным начальственным столом и, вооружившись увеличительным стеклом, знакомился с доставленными Аристарховым фотографиями. Сам детектив на время ознакомления решил не висеть над душой и, испросив разрешения, отошел покурить к дальнему окну. Дело выходило весьма деликатное, приходилось блюсти негласные нормы.

Мирзаян занимал ответственный пост в Народном комиссариате пищевой промышленности СССР, и кабинет его в полной мере соответствовал высокому положению. Здесь присутствовал весь традиционный номенклатурный набор: мебель из дорогих пород дерева в виде необъятного письменного стола, стульев, кресел, шкафов и секретера; тяжелые и плотные портьеры на окнах; высокие напольные часы с боем; бордовые ковровые дорожки; полдюжины телефонных аппаратов; настольная лампа под «малахитовым» абажуром; шикарный письменный прибор с ручками, календарем и пепельницей. И, конечно же, висящие по стенам большие портреты Сталина, Берии, Зотова.

Выпуская дым в приоткрытое окно, Аристархов не без наслаждения следил за реакцией Мирзаяна. По мере изучения фотоснимков лицо «борова» пошло пунцовыми пятнами, пухлые пальцы заметно задрожали. Уже несколько раз он промокал платком вспотевшие шею и лоб, при этом что-то отрывисто бормотал и откашливался.

Глубокое потрясение или, применяя терминологию бокса, — нокдаун. Так характеризовал подобное состояние Аристархов. За полуторогодовалую практику частного детектива он повидал немало обманутых муженьков. Все они, прозрев, несколько первых минут пребывали в состоянии грогги. Потом брали себя в руки и действовали. Каждый — по-своему. Реакция зависела от характера, воли, выдержки.

— Как?! — вдруг заметался по кабинету высокий голос Мирзаяна.