Случился некий прогресс и у пары Ибрагим — Петруха. Отчаявшись справиться с сейфом при помощи ножей и голых рук, они прошвырнулись по пустующему дому в поисках подходящего инструмента. Среди брошенных хозяевами вещей нашлись молоток, киянка, пара стамесок, отвертка, долото. Но, увы, и этот набор не помог. Мудреный замок имел шесть расходящихся в разные стороны ригелей, что не позволяло отогнуть угол толстой дверцы. В неравной борьбе с ней сломались обе стамески и погнулась отвертка.

Три дня подряд возвращался ни с чем и главарь. Его состояние было подобно сухому пороху, по соседству с которым разгорался и искрил жаркий костерок. Он взрывался по любому поводу и успокаивался лишь после доброй порции водки.

Виной тому был, конечно же, набитый драгоценностями сейф. Он так и лежал посреди большой гостиной, издевательски поблескивая стальными бортами и дразня хранящимся в утробе золотишком.

Ситуация складывалась дурацкая. Это ж надо! Так лихо увести из-под носа гадючника завидный смак и… не суметь вспороть медведя! Прознай о таком конфузе другие авторитетные воры — позору случилось бы на всю Москву.

И вот наконец 19 октября Барон вернулся из города в приподнятом расположении духа. Глаза светились радостью, губы то и дело растягивались в улыбке, что было для него большой редкостью.

— Есть тяжеляк, ядрена рать! Гусиные лапы, кондуктора… весь конт, короче, — оповестил он с порога.

Кореша воодушевились, забегали. Петруха загремел стаканами, Ибрагим принялся накрывать на стол. Лева, радостно потирая ладони, кружил возле главаря:

— Кто таков? Я его знаю?

— Фома-сандаль. Под Вано Тифлисским ходил. Слыхивал о таком?

— Как же, Вано Тифлисского знавал до погибели. За Фому ничего не скажу. А чего ж не привел-то?

— Он сегодня крепко занят. На завтра сговорились встретиться в Грохольском переулке у Аптекарского…

Весь остаток дня гуляли — пили, закусывали, дымили папиросами, травили за жизнь, кумекали, как и куда с выгодой пристроить рыжье. Петруха дважды бегал в коммерческий магазин — приносил добавку. Спать легли далеко за полночь.

* * *

Ночь была холодной — температура впервые упала ниже нуля, превратив лужи в слюдяные островки. Утро 20 октября выдалось пасмурным, похмельным.

Первым поднялся Лева. Поеживаясь от холода, он слил из всех бутылок в стакан остатки водки. Набралось с один большой глоток. Жахнув эту порцию, он отправился на кухню, где стояло ведро с ледяной водой.

Вторым принял сидячее положение Ибрагим. Жадно допив припасенную с вечера воду, он отправился справлять нужду.

Третьим откинул покрывало Барон.

— Выпить чего осталось? — прохрипел он.

— Пусто, — отозвался Лева.

— Петруха! — толкнул Барон новичка, спавшего на составленных табуретах и стульях.

Тот, завернутый в телогрейку, завозился, застонал.

— Петруха, сгоняй за водкой. И пожрать чего раздобудь…

Через десять минут Петруха прикрыл за собой входную дверь и спустился по лестнице во двор. Ибрагим прибирался в комнате, Лева надолго застрял в туалете.

Ополоснув лицо, Барон подошел к кухонному окну, отодвинул край плотного покрывала, впустив в помещение холодный свет осеннего дня. Потом закурил папиросу и проводил взглядом удалявшуюся по пустынному переулку фигуру Петрухи.

Нащупав в кармане рыжие котлы — предмет зависти многих блатных знакомцев, — он вынул их, открыл крышку и глянул на белый циферблат с контрастными черными римскими цифрами и такими же черными стрелками.