Сжав в руке клубничный йогурт, она отошла от холодильника с мерзким чувством неудовлетворенности и поплелась на улицу. Там тоже стояло полуденное затишье: даже птицы не пели, даже ветер не шуршал листвой. На какое-то мгновение Сашке показалось, что, пока она почивала, мир поразила страшная эпидемия, унесшая жизни всех на свете, и только она осталась на этой опустошенной земле. Она даже успела взгрустнуть. Поэтому, натолкнувшись у куста жасмина на Вована, она обрадовалась ему как Робинзон Пятнице. Тот явно куда-то спешил и, коротко поприветствовав ее, вознамерился было пронестись мимо, но она схватила его за руку:

— Что происходит?

— В смысле? — не понял тот и, вытащив из кармана шорт мобильник, тут же принялся деловито тыкать в его клавиши.

— Да перестань, пожалуйста! — она раздраженно вырвала у него из рук трубку. — Где все?

— Я что, нанят в дворецкие? — нагло возмутился он. — Почем я знаю?

— Но должен же ты хоть что-нибудь знать? — разочарованно протянула она, тут же сдавшись. — Где Лида?

— Лидок? Она с этим, с новым почитателем, — беспечно отозвался Вован. — С майором Ляповым в беседке у пруда. Изволят обсуждать тенденции развития современной литературы.

— Значит, тебя оттуда поперли? — съехидничала Сашка.

И напрасно, Вован тут же надулся, заявив:

— Почему поперли? Я сам ушел. У меня дела. И вообще, отдай мобилу!

Он попытался отобрать у нее телефон, но она закинула руку за спину и, склонив голову набок, продолжила допрос:

— А Виктория где?

— Объясняется с капитаном Синичкиным. Умора, а не допрос. Смотрит он на твою тетушку преданными коровьими глазами, только что языком не облизывает.

— Моветон, Вован! — Сашка скривилась. — Что за сравнения!

— Что вижу, то пою, — отвечал он.

— А чем вы завтракали?

— А почему ты думаешь, что во мне бродит недовольство бытием… — он явно настроился на поэтический лад, но вдруг снова соскочил на обывательскую прозу. — Я со вчерашнего вечера не жрал ничего.

— Ты такой грубый! — она вернула ему телефон. — С тобой просто невозможно разговаривать.

— А в вашем доме жить стало невозможно, — огрызнулся он и юркнул в дверь кухни. Видимо, рассчитывал поживиться чем-нибудь.

«Напрасно», — усмехнулась Сашка и побрела дальше.

* * *

— Есть мнение критики, что я слишком открыто описываю некоторые интимные моменты… — послышалось из беседки.

«Только не это!» — Сашка резко развернулась и пошла по аллее в другую сторону, заметно прибавив шагу.

Она хорошо знала, что Лидке всегда недостаточно одного слушателя, ей нужно собрать толпу, чтобы с упоением вещать о своем творчестве, или о недостойном поведении некоторых критиков, или о ничтожестве прочих авторов, включая классиков XIX века как русских, так и зарубежных.

«Влип, бедный, — подумала она о майоре. — Теперь она его до самого вечера не отпустит».

И тут она почему-то опять подумала о Рябом. Вернее, не «почему-то», а потому, что его отсутствие уже бросалось в глаза. Никогда раньше он не позволял (или ему не позволяли) отходить от нее более чем на пять минут.

«Что ему, отпуск дали?»

Два раза в год Рябой действительно покидал ее на две недели, но тогда к ней приставляли довольно противного Кирилла — одного из телохранителей отца.

Однажды она заикнулась о хотя бы относительной свободе, на что Рябой, по своему обыкновению, вяло заметил:

— Помнишь прогулку по парку десять лет назад?

Сашка отлично помнила эту прогулку.