«Сейчас прижму его к стене и потребую объяснений!» — решила она относительно Сереги и пошла в дом.

* * *

Однако Серегу ей встретить так и не удалось. Войдя через парадную дверь, она замерла. Пыль взвивалась к потолку, уносимая легким движением воздуха в такт далекому вальсу.

«Странный запах, — мелькнуло у нее в голове. — Боже мой, я становлюсь домохозяйкой!»

Она испугалась и принюхалась, чтобы понять, не показалось ли ей. Нет, не показалось. Прохладная сырость, впитавшаяся в тяжелые гардины, плохо пропускала солнце. Огромная люстра мерцала тусклым голубым хрусталем. На секунду Сашке представилось, что холл вовсе не тот, знакомый давно, а какой-то иной, может быть, зал забытого замка Спящей царевны.

Сашка содрогнулась. Мысль была ей неприятна. И все-таки замереть ее заставили вовсе не сырость и прохлада. На широкой лестнице, уходящей ввысь, стоял Павел. Он стоял между этажами, а ей вдруг почудилось, что он висит у люстры, как ангел. Густой послеобеденный солнечный свет, пробившийся сквозь зеленые гардины, окутал его силуэт желтым ореолом.

Все перемешалось в Сашкином сознании. Серега с его странными загадочными фразами исчез без следа. Павел медленно спустился вниз, подошел к ней и осторожно, словно робея, поднял глаза.

— Здравствуй, — его голос прозвучал тихо и неуверенно. Похоже, он и в самом деле стеснялся.

— Ты был в доме? — ничего лучшего спросить она не нашлась, потому как в этот момент странное волнение захлестнуло ее волной, из которой она никак не могла вынырнуть на поверхность. А поэтому начала краснеть, стыдясь повисшей паузы.

— Тебе идет, — он слабо улыбнулся. Его голубые глаза наполнились теплым светом. Пальцы дрогнули, и он сжал их в кулаки.

— Идет что?

— Растерянность, — прозвучало еле внятно, — ты выглядишь такой беспомощной… Хочется тебя оберегать…

Она могла себе представить разные типы признаний в сердечной привязанности: и страстные, и нежные, но такое определение ей и в голову прийти не могло, хотя, по большому счету, оно было истинным. Мужчине действительно «хочется оберегать», как бы он это желание ни назвал. К тому же в устах Павла оно прозвучало искренне настолько, что ей захотелось поверить ему.

— А… — она замялась, судорожно соображая, что сказать.

— С утра мы были на деловых переговорах, а потом мне надоело, и я вернулся, — он выручил ее и улыбнулся, довольный своей находчивостью.

— Вернулся? Домой? — слова застревали в горле.

— Нет… я хотел увидеть тебя, — он кашлянул, — со вчерашнего вечера…

— А… — Никогда еще она не ощущала себя такой идиоткой. Ну надо же, никак не может подыскать хоть какой-то приличный ответ. Пожалуй, Павел поймет это в скором времени и окончательно в ней разочаруется.

Сашка вздохнула. И вдруг неожиданно для себя самой выпалила:

— Не понимаю, почему я не сержусь на тебя? Ведь я должна на тебя сердиться! Нет, я просто обязана ненавидеть тебя, но…

Она осеклась. Обхватив плечи руками, отвернулась и зажмурилась. Пожалуй, сейчас она была честна. Слова слетели с губ, прежде чем она успела хорошенько подумать.

Его руки легли ей на плечи. Их тепло осторожно проникло ей под кожу и растворилось в крови с легкой быстротой, как наркотик. Она даже испугаться не успела. Сашке стало очень хорошо, так же, как было с ним тогда на катере. И в ушах точно так же гудел откуда-то взявшийся ветер.

— Открой глаза, — его шепот щекотнул ухо.

— О боже! — вырвалось у нее.