Натан проявил себя безупречным мужем. Он отвез жену к поезду на Лидс; он успокоил ее тревоги по поводу домашних дел, мысли о которых начали осаждать ее, едва все было готово к отъезду; он щедро набил ее кошелек, чтобы она могла обеспечить все самые насущные нужды осиротевшей семьи. А когда поезд уже тронулся, он бежал за вагоном.
— Стой! Стой! — кричал он. — Хетти, если захочешь… если это не будет тебе в тягость… привози с собой какую-нибудь из джековых девочек. У нас ведь на всех хватит и еще останется, а всякий скажет, с девочкой в доме как-то веселее.
Поезд катил все дальше, а сердце Хестер переполняла молчаливая признательность своему мужу и безграничная благодарность Господу.
Вот так и вышло, что малютка Бесси Роуз поселилась на ферме Наб-энд.
Известно, что добродетель находит награду в себе самой, а в данном случае награда эта была поразительно видимой и реальной — однако не стоит обманываться, полагая, будто награда добродетели всегда только такой и бывает. Бесси выросла милой, ласковой и живой девочкой, ежедневным утешением дяде и тете. Они так сильно полюбили ее, что даже сочли достойной парой своему сыну, Бенджамину, который был в их глазах самим совершенством. Нечасто случается, чтобы у простых, заурядных родителей родилось дитя необычной красоты, и Бенджамин Хантройд был одним из подобных редкостных исключений. Проведший всю жизнь в трудах и лишениях, наложивших на него неизгладимый отпечаток, фермер и его жена, которую и в лучшие годы нельзя было назвать больше, чем просто хорошенькой, явили на свет сына, что красотой и изяществом напоминал скорее наследника графского рода. Даже соседские сквайры-охотники, когда он отворял им ворота, придерживали резвых скакунов и превозносили пригожего мальчугана на все лады. А тот совсем не стеснялся похвал — он с младенчества привык к всеобщему восхищению всех вокруг и безграничному обожанию родителей. Что же до Бесси Роуз, то с тех самых пор, как она впервые увидела его, он безраздельно царил в ее сердце. И чем старше он становился, тем сильнее она любила его, убеждая себя, что ее святой долг — любить того, кто так дорог сердцам ее дяди и тети. И подмечая каждый невольный знак невинной любви девочки к кузену, его родители улыбались и подмигивали друг другу: все шло именно так, как им и хотелось, и нечего было далеко ходить за подходящей женой их Бенджамину. Все в доме будет идти своим чередом, Натан и Хестер проведут остаток дней своих в тепле и покое, окруженные любовью и заботой дорогих их деток, а те со временем подарят им новых дорогих деток, которых они тоже будут безмерно любить.
Однако же сам Бенджамин относился ко всем этим планам весьма прохладно. Его послали в школу для приходящих учеников в соседнем городке — среднюю классическую школу, пребывавшую в том же глубочайшем небрежении, что и большинство подобных школ тридцать лет назад. Ни мать, ни отец Бенджамина почти ничего не смыслили в ученье. Все, что они знали (и что определило их выбор школы) — это то, что (во-первых) им не хотелось, буде на то есть хоть малейшая возможность, разлучаться со своим дорогим мальчиком и отсылать его в пансион; и что (во-вторых) его надо хоть чему-то учить, и что (в-третьих) сын сквайра Полларда посещал ту же Классическую Школу Хайминстера. И вправду, сын сквайра Полларда ходил в эту школу, как ходили туда и много прочих сыновей, обреченных в будущем приносить отцам лишь сердечную боль. Когда бы сия колыбель знаний не была бы столь безнадежно плоха, простодушный фермер и его жена, верно, поняли бы это куда как скорее. Но в той школе дети не только не учились ничему хорошему — они учились обманывать. Естественно, Бенджамин был слишком смышлен, чтобы не сделаться полнейшим разгильдяем, а если бы даже ему того и не хотелось, то в Хайминстерской Классической Школе не нашлось бы ровным счетом ничего, способного увлечь его мысли в другое русло. Однако на первый взгляд он становился все умнее и благовоспитаннее, все больше походил на прирожденного джентльмена. |