Антония не преувеличивала – Джастин действительно ужасно себя чувствовал. Он лежал под полинявшим зонтиком, и ему стоило невероятных усилий подняться, чтобы поприветствовать подошедших девушек. С присущим старикам кокетством он пытался прикрыть гримасы боли голливудской улыбкой. Изъяснялся Джастин с оттенком французского акцента, скорее всего липового. Он с трудом переводил дух, издавая странные свистящие звуки, как астматик в момент обострения. В честь посетительниц он натянул домашнюю куртку, расшитую галуном, придававшую ему вид циркового актера, – остатки прежней роскоши.

Он предложил девушкам кофе по-французски в чашках из хэвилэндского фарфора. Его совершенно невозможно было пить, настолько он был крепок.

– Рекс Фейнис, – будто выплюнул он с нескрываемым отвращением. – Да, я его знал. Грязный шакал. Порочный тип. Очень опасный человек.

– Что вы имеете в виду? – спросила Сара, удивленная внезапной бледностью хозяина.

«Он боится, – подумала она. – Его пугает уже одно воспоминание о Рексе».

– Я имею основания полагать, мисс, что знаю свое дело, – пропыхтел Джастин Делакур. – Я учился во Франции у лучших фехтовальщиков. В Сен-Сире я получил чин офицера, и, поверьте мне, когда я был молод, никто мне в подметки не годился. Большую часть времени я наставлял актеров. Ни один из них ни разу в жизни не прикасался к рапире. С ними приходилось повторять все по тысяче раз, разбирая каждое движение, пока они наконец не заучивали все наизусть. Это было невероятно нудно. Потом мы сражались в замедленном темпе, а камера в ускоренном режиме снимала эту уродливую пантомиму. Из-за этого мошеннического приема те кинодуэли выглядят такими нелепыми и неровными. Но с Фейнисом все было не так… Это напоминало… Он был прирожденным дуэлянтом. В первый раз, когда мы скрестили с ним шпаги, у меня появилось ощущение, что мне попался профессионал.

– Вы хотите сказать, такой же фехтовальщик, как и вы? – уточнила Сара.

Джастин заерзал, ему было явно не по себе. Его дыхание, прерываемое бронхиальными свистами, производившими угнетающее впечатление, стало шумным.

– Нет… – проблеял он. – Это… Это трудно объяснить. Он сражался… как могли бы биться мушкетеры в шестнадцатом веке. Не очень элегантно, но эффективно, с совершенно невероятным мастерством. Он знал трюки, неожиданные выпады, о которых я понятия не имел. Он… Он дрался, чтобы убивать. Я тотчас же понял это по его глазам. Словно он сам сказал мне: «Игры кончились, парень. Теперь тебе придется защищать свою жизнь с помощью шпаги, или я проткну тебя насквозь. Мы сюда не развлекаться пришли». У меня по спине пробежал холодок. Он не притворялся, не сдерживал свои удары, а настойчиво подкарауливал, пока ты по ошибке не раскроешься. Три раза мне еле-еле удавалось отвести его клинок. А этот идиот-режиссер только радовался, потому что «это было как взаправду»! Он поздравил нас, просил так держать, не понимая, что присутствует на настоящей дуэли.

– Вы хотите сказать, что Рекс пытался вас убить? – настаивала Сара.

– Да, – отрезал старый каскадер. – Только профессионал может понять такие вещи, но в тот день я осознал, что мне придется защищать свою шкуру. Этот человек был убийцей. И невероятно ловким убийцей. Это читалось в его глазах. Он жаждал крови. К счастью, режиссер заорал: «Снято!» И Фейнис тут же снова заулыбался. Он похвалил меня за постановку руки, как будто ничего не произошло.