Доктор читал и изнывал от любопытства, потому что почти ничего не понял.

— Ладно, сохрани эти бумаги, Могги, — сказал он. — Гм… очень похоже , тут придется все же иметь дело с судом; думаю, так оно и есть . Нет… это не взломщики, это разбойнички иного рода… худшего — готов поклясться… Послушай, — вновь заговорил доктор, когда ему пришла неожиданная мысль, — брось мне снова обе эти бумаги… вот хорошая девочка. Нужно их кому-нибудь показать. Сегодня я увижусь с адвокатом бедного хозяина — ты не против? — и мы вместе подумаем… и, верно… вдова,  тоже мне!

Торжественно наказав Могги держать дверь и окна закрытыми, доктор кивнул ей и помахал рукой; он пробормотал что-то себе под нос — возможно, ругательство, — потом застегнул карман, в котором лежали документы, все время напрягая воображение в поисках ключа к разгадке, и важно зашагал в деревню; там его ожидал оседланный пони, которого Джимми прогуливал взад-вперед у докторских дверей.

В то утро Тул готовился к печальной миссии. Врач призван продлевать жизнь, но в то же время он вынужден общаться со смертью и видеть иной раз, как странно она преображает знакомые лица. Поэтому Тул пришпорил пони и пустился в путь довольно хладнокровно, хотя и печалился не меньше всех других; ему предстояло выступить экспертом при расследовании смерти бедного Чарлза Наттера.

По дороге к Рингзэнду, никуда не сворачивая, маленький доктор достиг Блайнд Кей и натянул уздечку у дверей мистера Льюка Гэмбла, адвоката покойного Чарлза Наттера, спрыгнул на землю и загремел дверным молотком.

Дом был мрачный и пыльный, с обшитыми панелями стенами — вернее, это были два старых дома; их соединяли двери, пробитые в общей стене; полы находились на разном уровне, и на стыках имелись ступени; больших лестниц насчитывалось три, и дом в результате походил на лабиринт. Через окна было нелегко что-нибудь разглядеть: мешали необычайно толстые наросты пыли и грязи.

Сам Льюк Гэмбл, как и его дом, знавал лучшие времена. В происшедших переменах не было его вины: Гэмбла едва не погубил компаньон, который сбежал с его деньгами; Гэмбл уплатил, хотя и с трудом, по всем обязательствам и, обедневший, растерявший связи, остался в чересчур большом для его нынешнего делового размаха доме.

Доктор Тул зашел в комнату клерков, и один из них проводил его через пустое помещение в святилище, где пребывал сам адвокат. Спотыкаясь, медик одолел две ступеньки, наградил недобрым словом этот дом, где сам черт ногу сломит, и обнаружил старого Гэмбла; тот, в бархатном колпаке и шлафроке, совещался с суровым пожилым человеком, бледное лицо которого было изрыто оспой; собеседник Гэмбла бросал неприятные косые взгляды из-под черного парика и говорил медленно, с усилием, словно мучительно стараясь что-то припомнить; адвокат тем временем, вздев на нос очки, делал записи. Незнакомец резко замолчал и обратил к Тулу, нарушившему их уединение, мертвенно-бледное лицо с подозрительно бегающими глазками.

Льюк Гэмбл — судя по виду, застигнутый врасплох — смерил клерка ядовитым взглядом, а затем радостно приветствовал доктора Тула.