— Тогда передайте вашей приятельнице: пусть готовится к худшему, — с гадкой ухмылкой проговорил Грязный Дейви.

— А вы передайте мой поклон вашей подопечной, ведьме, жене — или кем бы она там ни была, — а заодно скажите: надо ей совершить эту подлость, так вот в Дублине найдется прорва всяких мошенников, а к доктору Томасу Тулу или преподобному отцу Роучу обращаться незачем!

Эту саркастическую фразу доктор произнес с убийственной многозначительностью, но Грязному Дейви доводилось испытывать на себе и куда более чувствительные выпады.

— А, так она — ведьма, я не ослышался? Благодарю вас, сэр.

— Вам нетрудно угодить, сэр, — парировал Тул.

— Мы оба прекрасно понимаем, что это значит. И все эти документы, достоверность которых подтверждена мной и моей подопечной, по-вашему, сплошная ложь? Еще лучше! Опять-таки благодарю вас, сэр.

— Пустяки, дорогуша, — нежно протянул доктор.

— А живете вы за углом. Мне знакома ваша дверь, сэр, — красно-коричневого цвета, с медным молотком посередине.

— Точь-в-точь ваша дивная физиономия, сэр, — вставил Тул.

— А эти документы, сэр, значит, подлог и фальшивка, подкрепленные лживыми показаниями?

— Запомни, Ларри! — Доктор, внезапно подскочив, круто повернулся к двери, в которую только что заглянул служитель. — Ты слышишь? Юрист утверждает, будто оба эти документа — вон они на столе — подлог и фальшивка, подкрепленные лживыми показаниями. Ты слышал эти слова собственными ушами, и я вызову тебя в суд свидетелем.

— Вранье! — поспешно завопил Грязный Дейви, донельзя разъяренный тем, что его орудие изощренного софиста вдруг повернули против него самого.

— Ах ты мерзавец! — вознегодовал Тул и направил в нос собеседника столь сокрушительный удар, что отягощенная эрудицией голова законника едва не пробила насквозь обшитую дубом панель. Дейви рухнул наземь с ужасающим грохотом, увлекая за собой стол, а пылающий гневом доктор — со сбитым набекрень величественным париком, стиснув кулаки, продолжил поединок с уже поверженным врагом.

— Караул! Помогите! Убивают! — визжал Грязный Дейви, не отличавшийся спартанской выдержкой и всегда предпочитавший взыскание издержек или убытков угрозе и оскорблению действием.

— Ты… негодяй!..

— Убивают! Помогите! Убивают! На помощь…

— А ну повтори, трусливый проходимец, гнусный соглядатай, а ну-ка, повтори!

Картина была более чем живописная и в равной степени поразительная: мимика и позы противников представляли собой богатое, ни с чем не сравнимое зрелище.

— Такого расквашенного носа я сроду не видывал, — хихикал Ларри, потирая руки при сладостном воспоминании. — Вы поглядели бы только, как он растянулся на полу — ноги кверху, руками машет и орет как зарезанный: «Убивают!» Лицо белое-белое, как мука, а из носа кровища ручьем хлещет — ни дать ни взять червонный туз из засаленной колоды.

Каким образом удалось разнять противников, чье именно вмешательство потребовалось, что за тонизирующие средства были применены, на что походил нос юриста полчаса спустя и как повел себя в дальнейшем на поле битвы доктор Тул — мне неизвестно; мое повествование прерывается на случившейся катастрофе и переходит к иным темам.

После подобных стычек спокойствие к доктору Тулу возвращалось довольно быстро. Его воинственный задор окончательно истощился во второй гостиной «Феникса», где он, фыркая и топая, вымыл руки, поправил парик и манжеты, а затем, выставив локти, прошествовал в зал, кивая и подмигивая в ответ на все выражения сочувствия.