— Ему может помочь доктор? Или больница? Эскиль покачал головой.

— Нет. Но мой отец… Я не помню, что было с тем пациентом. Его привели к моему отцу. И отец несколько раз навещал его, потому что тот жил далеко. Но потом эти посещения прекратились. Но я не слышал, чтобы этот пациент умер. Это было очень давно, я был тогда совсем маленьким и не интересовался медициной.

Слова Сольвейг прозвучали как отзвук безнадежной мечты:

— Если бы твой отец смог приехать сюда… Эскиль не верил, что так будет, поэтому неохотно произнес:

— Не знаю, смог бы он помочь. Мне не хотелось бы понапрасну обнадеживать тебя…

Сев на корточки возле постели, он произнес достаточно громко, чтобы мальчик мог его услышать:

— Привет, Йолин! Меня зовут Эскиль. Могу ли я что-нибудь сделать для тебя?

Маленький Йолин посмотрел на него отупевшим от боли взглядом.

— Больно… — прошептал он.

— Понимаю, — ответил Эскиль. Повернувшись к Сольвейг, он спросил:

— Ты даешь ему болеутоляющее?

— Нет, а что это такое? У меня есть какие-то старинные капли, которые он нюхает, но они, в основном, помогают при обмороке. Да и они уже подходят к концу. Мне кажется, они вообще ему не помогают.

— Подожди, я прихватил с собой кое-что из дома.

Он пошел в кухню и принес лекарство, которое ему удалось дать мальчику. Он понятия не имел, что это такое, но он видел, как Хейке дозировал это лекарство — и он мог сделать то же самое!

— Посмотрим, подействует ли оно. Во всяком случае, оно помогло мне однажды, когда у меня болела голова. Конечно, у меня не было ничего серьезного, просто я перенапряг глаза.

Он заметил, что слишком много болтает. Но он не в силах был остановиться; судьба маленького Йолина настолько потрясла его, что он был совершенно вне себя.

Разговаривая с матерью, он держал в своей руке тоненькую ручку мальчика. Время от времени детская ручонка бессильно сжимала его ладонь, и Эскиль понимал, что это происходило, когда боль становилась невыносимой. При этом мальчик стонал.

Какое страшное испытание для матери!

— Поскольку его зовут Йолином, я полагаю, что ты была замужем за старшим сыном в семье, — сказал Эскиль. — Это имя переходило из поколения в поколение, не так ли?

— Да, это так, хотя и была замужем за вторым по счету сыном, Мадсом. Старший сын, Йолин, был… устранен.

Он вопросительно посмотрел на нее.

— Да, он был отправлен в сумасшедший дом. Он был явно ненормальным. Это ему принадлежал дом, что стоит наверху, но он был не в состоянии содержать его. И дом был отнят у него, но он продолжал слоняться поблизости, и Терье посадил его под замок. Это звучит жестоко, но он был в самом деле опасен!

— А муж твой умер?

— Да. Он был настолько глуп, что искал сокровища. Его нашли неподалеку от Йолинсборга с проломленным черепом. Когда мы переселились сюда, брат Йолин был еще на свободе. Говорили, что это он убил моего мужа, потому что тот отобрал у Йолина дом. Другие же считают, что это старый Йолин убил его. Во всяком случае, мне не хотелось жить там одной вместе с маленьким Йолином. И Терье разрешил мне переселиться сюда. Теперь ты понимаешь, почему мальчика окрестили Йолином? Старший из трех братьев не мог жениться. Младший тоже… — нехотя добавила она.

— Почему же? — вырвалось у Эскиля, прежде чем он смог подумать.

— В их роду было много мужчин, не способных… ты сам понимаешь, к чему. Терье один из них.

Эскиль почувствовал, что щеки его заливаются румянцем. Не надо было ему спрашивать.

А Сольвейг с горечью продолжала:

— Люди в деревне болтают обо мне и о Терье.