Девушки очень разные: одна — небольшого роста, грациозная, помоложе; другая — высокая, некрасивая и постарше. Но их бледные лица напудрены одной и той же блеклой пудрой; те же черные, мертвенные круги наведены под глазами, той же бесцветной, анемичной помадой подмазаны губы. И одеты они были одинаково: зеленые юбки колоколом и жесткие прозрачные блузки, сквозь которые, как сквозь целлофан, просвечивали грубые, туго прилегающие, затянутые бюстгальтеры мутно-розового цвета. Их белокурым волосам цвета соломы явно не соответствовали черные глаза и ресницы.
Подойдя ближе, невысокая наклонилась к окну машины и сказала:
— Ну что ж, пойдем завтракать. Только предупреждаю: у нас всего полчаса свободные, самое большее — минут сорок пять.
— Что за спешка? — сухо спросил Джироламо.
— Очень жаль, но или условимся на этом, или мы уходим домой.
Не понимая причин подобной невежливости, испытывая скорее любопытство, нежели обиду, Джироламо, не мешкая, подъехал к траттории неподалеку от Понте Мильвио. Войдя в сад ресторана, они увидели ряды пустых столиков в скудной и душной тени акаций.
— Никого нет, — сказал Джироламо. — Понятно, августовские каникулы. Останемся здесь или, может быть, поедем куда-нибудь в другое место?
Маленькая грубо ответила:
— Мы пришли не себя показать, а поесть. Тут и останемся.
Они сели. Подошел официант. Маленькая стала читать меню.
— Есть омары. Могу я заказать омара?
— Разумеется, что за вопрос, — удивленно ответил Джироламо.
— Да кто вас знает. Вы сосчитали свои денежки, прежде чем нас приглашать?
Официант, держа блокнот наготове, терпеливо ждал с бесстрастным лицом человека, который видывал всякое и ничему не удивляется.
Джироламо сказал, смеясь, но внутренне раздраженный:
— Да, я сосчитал свои денежки; пусть будет омар.
— Так, значит, омар, — сказал официант. — А вино какое?
Маленькая снова спросила:
— Можно мне спросить бутылку вина? Или будем брать разливное?
— Да заказывайте, что вам угодно, — ответил Джироламо, которому все это стало надоедать.
Высокая сказала:
— Не сердитесь, мы для вас же стараемся. Сколько раз бывало: нас пригласят, а потом у них денег не хватает.
Когда официант ушел, маленькая резко спросила:
— Кстати говоря, я даже не знаю, как вас зовут.
— Меня зовут Джироламо.
— Не нравится мне это имя, похоже на дуролома.
— А вас как зовут?
— Ее зовут Клоти, — сказала высокая, — а меня — Майя.
— Но ведь это уменьшительные имена, верно?
— Да, ее полное имя — Клотильда, а мое — Марианна.
— А мне вы какое уменьшительное имя подберете? — обратился Джироламо к Клоти.
— Никакого, — отрезала та.
— Но все-таки вы должны меня как-нибудь называть. И поскольку имя Джироламо вам не по душе…
— А к чему мне вас называть? Через полчаса мы распростимся и никогда больше не увидимся…
— Вы в этом уверены?
— Чего уж вернее.
Подошел официант, и все в молчании принялись за омара, поглядывая на пустые столики, где прыгали большие воробьи, слетавшие с акаций в поисках крошек. Джироламо исподтишка наблюдал за Клоти и все больше убеждался в том, что она очень мила и нравится ему. У нее был маленький вздернутый носик с широко вырезанными ноздрями и черные блестящие глаза немного навыкате; пухлый ротик капризно надут, нижняя губка выпячена над едва очерченным подбородком. |