Изменить размер шрифта - +

Девушки очень разные: одна — небольшого роста, грациозная, помоложе; другая — высокая, некрасивая и постарше. Но их бледные лица напудрены одной и той же блеклой пудрой; те же черные, мертвенные круги наведены под глазами, той же бесцветной, анемичной помадой подмазаны губы. И одеты они были одинаково: зеленые юбки колоколом и жесткие прозрачные блузки, сквозь которые, как сквозь целлофан, просвечивали грубые, туго прилегающие, затянутые бюстгальтеры мутно-розового цвета. Их белокурым волосам цвета соломы явно не соответствовали черные глаза и ресницы.

Подойдя ближе, невысокая наклонилась к окну машины и сказала:

— Ну что ж, пойдем завтракать. Только предупреждаю: у нас всего полчаса свободные, самое большее — минут сорок пять.

— Что за спешка? — сухо спросил Джироламо.

— Очень жаль, но или условимся на этом, или мы уходим домой.

Не понимая причин подобной невежливости, испытывая скорее любопытство, нежели обиду, Джироламо, не мешкая, подъехал к траттории неподалеку от Понте Мильвио. Войдя в сад ресторана, они увидели ряды пустых столиков в скудной и душной тени акаций.

— Никого нет, — сказал Джироламо. — Понятно, августовские каникулы. Останемся здесь или, может быть, поедем куда-нибудь в другое место?

Маленькая грубо ответила:

— Мы пришли не себя показать, а поесть. Тут и останемся.

Они сели. Подошел официант. Маленькая стала читать меню.

— Есть омары. Могу я заказать омара?

— Разумеется, что за вопрос, — удивленно ответил Джироламо.

— Да кто вас знает. Вы сосчитали свои денежки, прежде чем нас приглашать?

Официант, держа блокнот наготове, терпеливо ждал с бесстрастным лицом человека, который видывал всякое и ничему не удивляется.

Джироламо сказал, смеясь, но внутренне раздраженный:

— Да, я сосчитал свои денежки; пусть будет омар.

— Так, значит, омар, — сказал официант. — А вино какое?

Маленькая снова спросила:

— Можно мне спросить бутылку вина? Или будем брать разливное?

— Да заказывайте, что вам угодно, — ответил Джироламо, которому все это стало надоедать.

Высокая сказала:

— Не сердитесь, мы для вас же стараемся. Сколько раз бывало: нас пригласят, а потом у них денег не хватает.

Когда официант ушел, маленькая резко спросила:

— Кстати говоря, я даже не знаю, как вас зовут.

— Меня зовут Джироламо.

— Не нравится мне это имя, похоже на дуролома.

— А вас как зовут?

— Ее зовут Клоти, — сказала высокая, — а меня — Майя.

— Но ведь это уменьшительные имена, верно?

— Да, ее полное имя — Клотильда, а мое — Марианна.

— А мне вы какое уменьшительное имя подберете? — обратился Джироламо к Клоти.

— Никакого, — отрезала та.

— Но все-таки вы должны меня как-нибудь называть. И поскольку имя Джироламо вам не по душе…

— А к чему мне вас называть? Через полчаса мы распростимся и никогда больше не увидимся…

— Вы в этом уверены?

— Чего уж вернее.

Подошел официант, и все в молчании принялись за омара, поглядывая на пустые столики, где прыгали большие воробьи, слетавшие с акаций в поисках крошек. Джироламо исподтишка наблюдал за Клоти и все больше убеждался в том, что она очень мила и нравится ему. У нее был маленький вздернутый носик с широко вырезанными ноздрями и черные блестящие глаза немного навыкате; пухлый ротик капризно надут, нижняя губка выпячена над едва очерченным подбородком.

Быстрый переход