— Мне нужно забрать кое-что, прежде чем мы отправимся туда, — сказал Мойра, соскальзывая с плеча драконицы. Она с уверенностью зашагала вперёд сразу же, как только её ноги коснулись земли. Она знала, куда направлялась.

Грэм быстро нагнал её, пойдя рядом. Ему не нравилась мысль о том, что она оторвётся от него слишком далеко. Из того, что он видел, а также судя по рассказам Мэттью, её щит был не таким эффективным, как его броня. Если кому и придётся принять на себя удар, он твёрдо решил, что это будет он. Если бы мог, он бы пошёл впереди неё, но он не знал, куда она направлялась, и она, похоже, не хотела это обсуждать.

Главный вход во дворец был открыт, но внутри некоторые двери были заперты. Мойра не замедлялась, и любое препятствие, которому хватало смелости вставать у неё на пути, не оставалось препятствием надолго. Пятая и последняя дверь, сорвавшаяся с петель, оказалась входом в кладовую. Она подошла к одному конкретному сундуку, и открыла его. Внутри лежали две верёвки из переплетённого металла, каждая из них была примерно три фута в длину, и обладала странно украшенными рукоятями.

Сперва он их не узнал, но когда Мойра их коснулась, они выпрямились, став в её руках похожим на мечи оружием. Чуть погодя она произнесла слово, и они снова расслабились, прежде чем переплестись, став красивым поясом, который она носила, когда они только прибыли в город.

Руки Мойра провели по её талии, возвращая пояс на его обыкновенное место:

— Так лучше, — с лёгкой улыбкой сказала она.

Эта улыбка подняла Грэму настроение. Надеясь, что её хорошее расположение чувств вернулось, он начал было класть ладонь ей на плечо, но та остановилась в нескольких дюймах, наткнувшись на невидимый щит.

— Не трогай меня, — проскрипел голос Мойры. — Никогда больше не трогай меня.

На его видимом сквозь прозрачный металл шлема лице отразилось, как это его задело.

— Что с тобой случилось, Мойра?

«Не твоё дело», — гневно подумала она. От вида раненого выражения у него на лице ей захотелось ударить его. Он только лишь думал, что эта ремарка причинила ему боль. На секунду ей захотелось научить его истинной боли. Опустив взгляд, она уставилась на свою собственную руку, и перед своим мысленным взором она увидела её такой, какой та была в боевом измерении в её сердце — чешуйчатой, твёрдой, с длинными бритвенно-острыми когтями.

Это видение заставило её сжать челюсти, и она сделала глубокий вдох, чтобы вернуть себе самообладание. Она не хотела делать ему больно, на самом деле. «Я хочу его, хочу его всего», — подумала она, посмотрев в лицо своему истинному желанию, но это было не милое томление невинного сердца. «Я смогла бы переделать его, сделав его моим».

Она посмотрела ему в глаза, и он увидел мелькнувший в них страх, но тот быстро сменился чем-то более твёрдым, чем-то чужеродным.

— Я больше не та женщина, которую ты знал, — предостерегла она.

Он спросил, сбитый с толку:

— Тогда кто ты?

— Я уже не знаю, — ответила она, — но с твоей стороны было бы мудро держаться от меня подальше.

— Иначе что? — тихо спросил он, не в силах поверить, что она может ему угрожать.

«Иначе я заменю тебя тем, кто знает, когда следует заткнуться», — подумала она, но не сказала вслух. Вместо этого она махнула рукой, и мягко оттолкнула его со своего пути с помощью эйсара, выходя прочь из кладовой.

— За мной, — приказала она.

Он немного посмотрел ей вслед, шокированный её грубым равнодушием. Девушка, с которой он вырос, имела жизнерадостный характер, и была игривой. Прежде он уже видел её в гневе, в основном во время её ссор с братом, но холодность, которую она ему только что показала, была чем-то новым.