— Пришел Прокоп — кипел укроп, ушел Прокоп — кипел укроп! Как при Прокопе кипел укроп, так и без Прокопа кипит укроп!

— Да на кой он тебе? — удивился Кондратий. — Что с него проку?

— В повара определим, — буркнула я. — Не все же сухомятиной перебиваться, гамбургерами и чизбургерами! Пришел Прокоп — кипел укроп…

Тут заросли зашуршали и над каменной стенкой появилась взъерошенная голова.

— Ишь ты! — сказал незнакомый мужичок в драном тулупе, выходя к мангалу. — Кипит!

Он склонился над кастрюлей и с явным наслаждением принюхался.

— И впрямь кипит! Так я пойду, что ли?

При этом он поглядел сперва на меня, потом — на Кондратия. Мы были так ошарашены, что не сразу догадались ответить. И он неторопливо вернулся в заросли, из которых прибыл. По колыханию верхушек видно было, что мужичок направился к забору.

— Он! Он! — до меня дошло, кто это, и от радости я мелко запрыгала. Ведь получилось, получилось!

Кондратий моего восторга не разделял.

— Ну и будет он теперь шататься меж двор, аки шпынь ненадобный. Кому он, в самом деле, нужен?

— Кондраша! Ведь если получилось — я и других сумею воплотить! И не нужен мне никакой Авось!

Боюсь, что это я сказала с излишним энтузиазмом…

— Не нужен нам никакой Авось… — повторила я уже потише.

— Да, — согласился он. — Но если ты такая ведьма, что же ты раньше молчала и терпела? Если ты умеешь воплощать?..

— А знаешь, Кондраша… — мне и самой стало интересно, я задумалась всерьез, и, как всякая женщина, прежде всего попыталась уйти от ответственности: — Знаешь — не для кого было! Вот вошли в страну эти блинные дивизии — думаешь, хоть кто-то возмутился?

— А теперь?

— Теперь? — я хотела сказать, что наконец-то лопнуло терпение. Что начальство, как пошло упрощать стоящие передо мной задачи, так и дошло до опасного предела. Что я, конечно, могу на улице обходиться словарным запасом в десять боевых единиц, но это меня уже не развлекает…

Все это было бы правдой. Вернее, было-таки правдой. Но…

Но правды я сейчас даже себе самой говорить не хотела.

— Не забивай ты себе всем этим голову, — посоветовал Кондратий. — Все равно же уедем. Не надо ничего воплощать. Может быть, ты окажешь плохую услугу людям, если избавишь их от блинов и хренов. Они к этим дармоедам все-таки привыкли и чувствуют себя с ними…

Он задумался, припоминая заграничное слово.

— Комфортно, — подсказала я.

— Если ты лишишь народ блинов с хренами, то ты же и должна будешь дать что-то взамен.

Рассуждал он логично, ничего не скажешь. Авось бы до такого не додумался. Я попыталась объяснить, что новым непременно должно стать хорошо забытое старое, и даже пустила в ход недозволенный прием: пригрозила Кондратию, что и его забудут, как забыли Нелегкую с Кривой, если он не примет участия в моем проекте…

Тут у забора послышалась возня, опять по зарослям пошла волна, и к шашлычной площадке вышел Прокоп.

Он подошел к кастрюле и пальцами сквозь рукав тулупа приподнял крышку.

— Надо же, кипит! Ну, пусть себе еще покипит, без меня…

И побрел обратно.

— Да что там у тебя, дырка в заборе? — удивилась я. — И он так теперь всю жизнь шастать будет?

— Дура, сними кастрюлю с огня! — очень сердито приказал Кондратий.