Когда Аде, дочери Байрона, исполнилось пятнадцать лет, её тетка Августа прислала ей красиво переплетенный молитвенник. На другой год леди Байрон в первый раз прочла ей поэму её отца «Гяур», которая ей понравилась, и стихи «Fare thee well», которые она нашла напыщенными и искусственными. Впрочем, её дарования были не поэтическими, а скорее метафизическими и математическими. Она перевела и прокомментировала «Замечания» Менабра об аналитическом аппарате мистера Баббеджа. Это была красивая женщина, несколько эксцентричная, с музыкальным голосом отца. Двадцати лет она вышла замуж за лорда Кинга, который стал впоследствии графом Ловлес.

Баббедж стал её несчастьем. Изучая его, она изобрела систему безошибочной игры на скачках. Безошибочность была у неё наследственной иллюзией. Она стала проигрывать, но не сдавалась, и проиграла наконец такую громадную сумму, что не осмелилась сказать об этом мужу. Её выручила мать; но больная, отчаявшаяся, Ада умерла в 1852 году тридцати шести лет и нескольких месяцев, как и отец. По её просьбе она была погребена около него, в церкви Хак-нолла.

Жизнь Медоры была еще более печальной. В 1826 году её старшая сестра, Джорджиана Ли, вышла замуж (как её мать, как все Байроны) за своего двоюродного брата, Генри Трева-ньона. Три года спустя он соблазнил свою юную свояченицу Медору, и она родила от него ребенка, который умер у кормилицы. Августа, которой Треваньон во всем покаялся, написала Медоре, что она понимает «слабость человеческой природы и силу соблазна», но этой истории надо положить конец.

Треваньон и Медора уехали во Францию и жили некоторое время в Нормандии под именем господина и госпожи Обэн. Затем Медора, раскаявшись, порвала с ним и решила уйти в бретонский монастырь, аббатство Релек. Пробыв там месяц, она обнаружила, что опять беременна. Снова вернулась к Треваньону, в замок Пенхот в Финистере, где и родила дочку Марию, которая была окрещена католическим пастором. Как и её отец, лорд Байрон, Медора была привлечена строгостью римской церкви.

Жизнь с Треваньоном стала невыносимой. Он привел в дом новую любовницу и требовал, чтобы Медора им прислуживала. Она умоляла о помощи свою мать, от которой получила капитал в три тысячи фунтов (эти деньги Байрон передал Августе в день рождения Медоры), но этот капитал был неприкосновенным; а так как она нуждалась в наличных деньгах, ей пришло в голову написать леди Байрон. «Я получила очень отзывчивое письмо, деньги и предложение помочь мне и моей дочери Мэри». Леди Байрон, которая в это время путешествовала по Франции, предложила Медоре приехать к ней в Тур с дочерью и взяла ту и другую на свое содержание.

Медора оказывала на леди Байрон странное и неотразимое действие. В третий раз несчастная Аннабелла попадала под власть байронического очарования. Очень скоро она открыла Медоре причину глубокого интереса, который та ей внушала. «Ее муж был моим отцом». Леди Байрон, которая ненавидела имя Медоры, называла свою племянницу Элизабет и просила молодую женщину называть её Пип, как когда-то называл её человек с таким же, как у нее, лицом. Медора была похожа на Байрона. Находясь в комнате, она разглядывала входящих, поворачивая и наклоняя голову с беспокойством, как делал её отец. Даже стиль писем напоминал байроновский. Они начинались словами: «Dearest Pip». «Мой дорогой Пип, — писала она, — я думаю, что уеду из Лондона в субботу, потому что не могу отправиться в путешествие в пятницу». Странная галлюцинация.

Но счастье было непереносимой средой для дочери Байрона.