|
Правда, примечательно, что и Байрон и Гюго принадлежат, оба одновременно, и к тому и к другому клану. Но если у Байрона все же доминирует стиль «Лейтенанта», то у Гюго — «Виконта». Гюго никогда не написал бы «Дон Жуана». Истинным поэтическим последователем Байрона для нас является Мюссе в «Намуне». Правда, у Мюссе никогда не было ни силы Байрона, ни его горечи. Есть в «Дон Жуане» нечто захватывающее, что придает стихам неподражаемую остроту. Писать в Равенне страстные стихи к Августе и циничный дневник — значит доказать, что можно быть способным почти за одно мгновение испытать всю гамму человеческих чувств. Перечень произведений Байрона, как и Гюго, поражает своей обширностью. Романтик начала XIX века по стихам, он, по своим письмам и дневникам, — писатель и середины XX века, и вообще всех времен. Я не ошибся в выборе: в этом смысле он открывает собой замечательную плеяду.
II. ИСТОЧНИКИ Источником сведений о жизни Байрона является его переписка (шеститомное издание под редакцией лорда Эрнля и два дополнительных тома, изданных Мерреем в 1922 году); стихотворения; «Жизнь Байрона» Мура; «Астарте» лорда Лов-леса и воспоминания современников. У меня также была возможность свериться с еще не изданными документами. Леди Ловлес, вдова внука Байрона, доверила мне неизданный дневник леди Байрон и разрешила поработать в Окхэм-парке, где хранился семейный архив. Она также позволила коснуться вопроса об инцесте. Я употребляю это слово в угоду тени Байрона и вопреки тому, что, по моему мнению, расценивать эту связь как преступление — значит отдавать дань скорее воображению, чем реальности. Не только потому, что Августа Ли была лишь наполовину сестрой лорда Байрона, но еще и потому, что он её почти не встречал до того дня, когда увидел и полюбил. И, признаюсь, я не понимаю, как можно сомневаться в том, была ли эта любовь на самом деле, после публикации «Астарте», писем леди Мельбурн и «Жизни леди Байрон», написанной Этель Колберн Мейн. Утверждает меня в моем мнении, во-первых, переписка с леди Мельбурн, подлинность которой никто не отрицает и которая, если допустить, что инцеста не было, напрочь лишена смысла; во-вторых, те немногие письма, которыми обменялись леди Байрон, Августа, миссис Вильерс, Медора, Ада и в которых о любви Байрона к миссис Ли говорится как об известном и несомненном факте; в-третьих, письма самой миссис Ли, которая и не пытается утверждать, что этих отношений никогда не было, но которая настаивает на том, что после женитьбы Байрона их связь оборвалась, что, впрочем, так и было, это подтверждал и сам Байрон; в-четвертых, в книге Рожера де Виви о Медоре, где доказывается, что Медора была дочерью Байрона, определенно говорится о лете 1813 года как о начале этой связи. Надеюсь, принимая эту историю без лицемерия, читатель разделит со мной чувства восхищения и жалости, которые, как мне кажется, должен вызывать характер Байрона. Однако, будучи привержен истине, я не могу делать этот второстепенный эпизод главным сюжетом книги о его жизни. Конфликт, который является сутью байронизма, существовал задолго до кровосмесительной связи; причиной разлуки был отнюдь не инцест, а начиная с 1818 года Августа Ли становится в жизни Байрона легкой и небеспокоящей тенью. Лорда Байрона и его жену часто пытались противопоставить друг другу, словно необходимо было доказать, что здесь, как и обычно в распавшемся браке, виноват кто-то один. И лорд Байрон, и его жена были наделены не только недостатками, не могущими не вызывать раздражения, но и высокими добродетелями. Они не были созданы для совместной жизни, но мы увидим из документов, которые я цитирую, что они кончили тем, что каждый отдал себя на суд другого, договорившись о разводе «по дружескому соглашению», проявив безмятежность, оказавшуюся несвойственной тем, кто взялся судить их после смерти. |
