Он замолчал. Руки Арктуры слегка дрогнули, словно вот — вот собирались вспорхнуть и улететь прочь.

— А эта девушка, она ещё… ещё жива? — спросила она.

— Да, миледи.

— Значит, она… ещё может передумать, — сказала Арктура и остановилась, словно сердце ей придавил тяжёлый камень.

Донал рассмеялся. Это был странный смех, но от него Арктуре сразу стало легче.

— Тут опасаться нечего, миледи, — воскликнул он. — У неё самый лучший супруг на свете! Я никогда на смог бы стать ей таким чудесным мужем, как бы сильно её ни любил.

— Этого не может быть!

— Да что вы, миледи, ведь она замужем за сэром Гибби! Это леди Гэлбрайт. Я бы и мечтать о ней не стал, если бы знал, что она любит Гибби. Я и сейчас люблю её почти так же, как его.

— Но тогда… тогда…

— Что, миледи?

— Тогда… Ах, да скажите же вы хоть что — нибудь!

— Что мне сказать? Божья воля, лежащая у корней вселенной, так же прекрасна, как её соцветия!

Арктура несколько секунд напряжённо смотрела на него, а потом вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Значит, меня… меня вы не любите?

И тут Донал медленно начал понимать, что происходит. Иногда он так стремительно простирался вперёд, что не слышал, как его окликают сзади. Она сказала ему о своей любви и всем существом ждала ответа, но так и не дождалась и потому подумала, что он отвергает её: ведь он так ничем и не показал ей своей любви! Сердце его было насколько переполнено нежностью и радостью, что он боялся пошевелиться. Наконец — то в нём проснулся новый восторг любви! Он легко, как маленького ребёнка, подхватил Арктуру на руки и начал ходить с ней по комнате, шепча ей ласковые слова. Он крепко прижал её к груди, а она положила голову ему на плечо, и её щека коснулась его щеки.

— Я люблю тебя, — сказал он, — и буду любить вечно! Теперь у меня столько любви, что хватит на всю жизнь, даже если ты уйдёшь уже сегодня, а мне придётся дожидаться на земле, покуда Он не придёт. Ах, Господи, Боже мой, как же Ты добр ко мне! Мне просто не вынести такого счастья! Сотворить мужчин и женщин, подарить их друг другу и ни на минуту не ревновать их к той любви, которой они любят друг друга, — вот это воистину значит быть Богом!

Так сказал Донал, и в словах его была великая и высокая истина. Увы, порой мужчины и женщины любят друг друга так плохо и мало, что Богу в любом случае не к чему было бы их ревновать! Нет, Бога огорчает вовсе не наша любовь к друг другу. Его Отцовское сердце болит из — за того, как мало мы любим своих ближних и как страстно обожаем самих себя.

Но Арктура быстро устала и вскоре чуть слышным шёпотом попросила Донала отпустить её. Он бережно усадил её в кресло и, взглянув ей в лицо, увидел, что оно стало ещё прекраснее, и осенивший его румянец говорил о здоровье, которое крепче и глубже любой болезни. Эти Божьи дети были из числа тех немногих, которые начинают любить ещё сильнее, когда ощущают Его рядом с собою, и чьи души обнажены перед Ним и ничуть того не стыдятся. Имеющий уши да слышит и, слыша, разумеет! А если он всё — таки не понимает, то пусть не говорит ни слова, и в том будет его мудрость. Если в вере человека нет места для земной любви и он считает, что и без того может достигнуть святости, то он не познал ещё замысла Господа, возгласившего: «Сотворим человека по образу Нашему!» Быть может, он и вправду святой, но вряд ли Бог назовёт его человеком по Своему сердцу.