Граф чувствовал себя немного лучше, но у него не было никакой надежды даже на временное выздоровление. Он стал гораздо мягче и спокойнее, и его угрюмая раздражительность всё больше уступала место тихой грусти. Казалось, он начал понемногу осознавать всю низменность своей прежней жизни — должно быть, потому, что хоть мельком, но успел увидеть нечто лучшее. Просто удивительно, как болезнь, которую глупые люди упорно считают самым страшным и нежеланным злом, может подвигнуть человека к искуплению! Граф неизменно справлялся о здоровье Арктуры и даже просил, чтобы через день его относили к ней в комнату, чтобы он мог хоть недолго, но побыть с нею. В его душе проснулась первая, робкая, но настоящая привязанность к своей племяннице.

Одним майским утром, когда голые ветви деревьев дрожали на холодном ветру, Донал, просидевший возле Арктуры почти всю ночь и теперь дремавший на кушетке в соседней комнате, вдруг услышал, как его зовёт миссис Брукс.

— Миледи хочет вас видеть, сэр, — сказала она.

Донал тут же вскочил и, быстро подойдя к кровати, опустился возле неё на колени.

— Надо позвать священника, — прошептала Арктура. — Только не мистера Кармайкла, он совсем тебя не знает. И мистера Грэма; пусть они с миссис Брукс будут свидетелями. Я должна хоть раз назвать тебя своим мужем перед тем, как умру.

— Будем надеяться, что и после ты назовёшь меня так ещё много, много раз! — прошептал Донал в ответ.

Она улыбнулась и посмотрела на него с бесконечной, невыразимой любовью.

— Смотри, — сказала она, протягивая к нему ослабевшие руки, но крепко притягивая его к себе. — Вот как я люблю тебя! Конечно, я сейчас ничего не понимаю, ни о чём не думаю и даже на тебя почти не смотрю. Я знаю, что смерть вернёт мне разум и оживит меня, но пока умираешь, становишься совсем глупой и вялой. Да, я теперь вялая и глупая, но, глядя на меня, ты всё равно повторяй себе: «Это ничего. Это всего лишь приближение смерти. Моя жена любит меня, знает, что любит, и когда — нибудь сможет показать мне всю свою любовь!»

Эти её слова стали для Донала настоящим сокровищем — и тогда, и после.

Появившийся вскоре священник тщательно и серьёзно расспросил Арктуру о её решении, по — видимому, желая убедиться, что, будучи на самом пороге смерти, она действительно понимает, что делает. Он не смог удержаться и потому то и дело тихонько вздыхал, неодобрительно покачивая головой, но всё же добросовестно совершил всё, о чём его попросили, выписал им бумагу о заключении брака и пригласил свидетелей скрепить её подписями. На его укоризненные и предостерегающие взгляды никто не обратил ни малейшего внимания — никто, кроме миссис Брукс, всем своим видом выражавшей молчаливое, но красноречивое возмущение. Когда церемония завершилась, жених бережно и нежно поцеловал свою невесту и вышел из комнаты вместе со священником.

— Вы уж меня простите, но это одно из самых странных бракосочетаний, которые мне до сих пор приходилось видеть! — воскликнул тот.

— Может быть, на самом деле всё не так странно, как кажется, сэр, — улыбнулся Донал.

— Но выходить замуж, стоя на пороге иного мира!

— Дары Божьи непреложны, — сказал Донал.