— Вы меня теперь уволите… — донеслось до него.

Он обернулся, на долю секунды потеряв из вида паучиху в юбке. Костя вздрогнул и зажмурился, ожидая расплаты за свою оплошность. Но ничего не происходило. Он только слышал слова, уже ставшие похожими на какое-то дурацкое заклинание.

— Вы меня не уволите?

Костя открыл глаза и посмотрел на Фариду, потом перевел взгляд на закрытую дверь подвала.

Что это было?

Он медленно открыл дверь.

— Вы меня не уволите?

— Нет! — рявкнул он, и все стихло.

Костя заглянул в подвал. Лестница была свободной. Он шагнул на площадку перед спуском, все еще ожидая увидеть девочку-паука на стенах или потолке, но твари нигде не было. Она, скорее всего, была только у него в голове. Костя шагнул на одну ступеньку ниже, потом еще на одну и еще. Когда ступил на бетонный пол, осмотрелся. Старик сидел у верстака, склонив голову на плечо. Весь его внешний вид выдавал нелегкий путь.

Отец смотрел, ничего не понимая. Он вроде бы осознавал, кто перед ним, кто он сам, но ни черта не мог сообразить, что происходит. Он вел себя как человек, проснувшийся в чужом месте, при этом думая, что засыпал в собственной постели. Костя взял старика под руки и поднял. Виктор Афанасьевич держался крепче… Крепче? Он держался! Неуверенно, как сильно выпивший, но держался. Чего не могло произойти ни вчера, ни месяц назад. Черт! Да этого никто не ждал и сегодня. Костю одолевали тревожные мысли. Появление паучихи было настолько реальным, что он теперь сомневался в собственном психическом здоровье. Ситуация вокруг отца скорее радовала, чем огорчала. Неожиданное исцеление, было ли оно таким неожиданным? Что бы ни говорили врачи, что бы ни видел сам Костя, он ждал чуда, ждал долбаного волшебства. Говорят, что близкие тяжелобольных со временем примиряются со своей нелегкой ношей, но Костя знал, что даже они в глубине души ждут чуда. Костя даже не успел смириться: год — это небольшой срок, чтобы привыкнуть к потере, смириться с утратой двух… нет, трех близких. И вот один из них пытается вернуться. Костя поможет ему, поможет и будет отдавать ему всю ту любовь, которую должен был отдавать своей маме и сыну.

Уложив отца в кровать, Костя взял стул и присел. Взял широкую ладонь старика в свои руки.

— Все будет хорошо, — улыбнулся Константин. — Ты только больше никуда сам не ходи. Хорошо?

Старик улыбнулся. Только это не порадовало Костю, а напугало. Отец грязно ухмылялся, будто знал какую-то тайну о сыне. Костя попытался положить руку отца на постель, но Виктор Афанасьевич вдруг схватил его и потянул к себе. Кабанов-младший попытался сопротивляться, но потом, отругав себя за глупое поведение, наклонился к лицу старика.

— Я, — шепнул он. Изо рта пахло чем-то кисло-сладким. — Я вернулся, — выдавил из себя старик и отпустил сына.

Костя почувствовал облегчение, попытался улыбнуться (ведь новость хорошая) и встал со стула. Отец смотрел на него с укором, мол, я вернулся, а меня не ждали? Но ухмылка (грязная) с его лица пропала. Осталось только ощущение, что он действительно знает о сыне что-то постыдное. Знал и почему-то хотел, чтобы Костя сознался сам.

— Это хорошо, папа, — тихо произнес Костя. — Я тебя очень ждал.

Костя пошел к выходу, у двери обернулся. Старик ухмылялся еще отвратительней. Глядя прямо Косте в глаза. Пронизывающий взгляд буравил его мозг, его мысли, выворачивал душу.

— Ты зови, если что, — хрипло произнес Костя и поспешил вон из комнаты.

Спускаясь в подвал Костя пытался вспомнить любые свои действия, которые считались компроматом в глазах и ухмылке старика, но ничего вспомнить так и не смог. Кроме… кроме похотливых снов и фантазий, в которых фигурировал он и Фарида.