— Мисс Эмили… Мисс, мне здесь не нравится, — Мэри озиралась, обеими руками вцепившись в сумочку. — И тетушке вашей не понравится…

Наверное. Но уже все равно.

— Господи боже ж ты мой, мисс Эмили…

Крохотный двор в грязи и копоти. Бродячий пес лежит под порогом, смотрит недобро желтым глазом, второй же мутный, слепой. Щербатые стены. Заколоченные окна. Полуголый человек, поглядывающий на Эмили и Мэри с интересом.

Надо бежать.

Нельзя. Надо дождаться.

Вот дверь снова открывается, неспешно, словно дразня Мэри, которая и без того готова была в обморок упасть. Следовало оставить ее дома, но тетушка воспротивилась.

— Идем, — говорит та же женщина, накинувшая поверх платья грязноватую шаль. Она спускается по ступенькам, и под взглядом недобрых глаз ее исчезают и пес, и человек.

Мэри крестится, но на предложение Эмили вернуться в экипаж, мотает головой. Подобная преданность заслуживает награды.

И доставляет многие неудобства.

Идти недалеко. Скрипит очередная дверь, пропуская в темный коридор с осклизлыми стенами.

— Мисс… — стонет Мэри, пытаясь схватить за локоть.

— Заткнись, — отвечает ей женщина, добавив. — Или проваливай.

Коридор заканчивается ступеньками, к удивлению чистыми и довольно ровными. И снова дверь. На сей раз женщина — лицо ее было смутно знакомо, но Эмили точно знала, что никогда прежде не встречала ее — долго перебирала ключи. Прежде чем открыть тяжелый замок, она велела:

— Девка останется тут.

Мэри отчаянно замотала головой, и Эмили пришлось пригрозить:

— Слушайся. Или уволю. Без рекомендаций.

— Ничего с тобою не случится, — буркнула женщина, поворачивая ключ.

Щелкнул отчего-то не замок, но сама дверь, разломившаяся надвое. Половины прилипли к стенкам, а изнутри брызнуло желтым ярким светом.

У Эмили задрожали руки. И ноги. Женщина подхватила под локоть, вталкивая в комнату.

Что было дальше, Эмили не помнила. Она пришла в себя в каком-то экипаже, рядом сидела Мэри, непривычно молчаливая и весьма напуганная.

— Мисс… мисс Эмили, с вами все в порядке?

Конечно. Разве с нею может что-то быть не в порядке?

— А… а что там? — еще тише спросила Мэри, указывая на ящик, что лежал на противоположном сиденье. Ящик был велик, заботливо перевязан веревками, на которых выделялись бурые бляшки сургучных печатей.

— Там? — Эмили улыбнулась и успокаивающе погладила горничную по руке. — Там самая замечательная вещь в мире. И мы должны ее доставить. Сегодня же.

Она постучала в стенку кареты, и молчаливый кучер подхлестнул лошадей.

Времени оставалось в обрез.

Старуха цеплялась за жизнь с отчаянной злостью. Она ела, пусть тело ее и отвергало любую еду. Она лежала с закрытыми глазами, пусть и не могла больше спать. Она говорила, пусть и каждое слово было мучительно.

Сейчас помутневшие глаза глядели прямо в Ульрикову душу. И видели ее, израненную, насквозь.

— Ты должен разорвать помолвку, — прохрипела старуха, и молчаливая сиделка поправила подушки.

— Это невозможно.

Ульрик указал сиделке на дверь, и та вышла. Неужели, наконец, признала за Ульриком право отдавать приказы?

— И вы это прекрасно понимаете.

— Да.

— И Пуфферхи — не самый худший вариант.

— Деньги?

— Деньги, — отрицать очевидное бессмысленно. — Но я осмелился побеспокоить вас не из-за помолвки, хотя видит Бог, не понимаю, почему вам столь не по нраву Ольга! Она весьма приятная молодая девушка, хорошо воспитана и…

— Она врет, — старуха заерзала по подушкам.