Изменить размер шрифта - +
Франсуа — имя, Жерар — фамилия.

— А! — проговорила она задумчиво.

— А вас как зовут? — спросил я робко.

Она стала вытаскивать из больших карманов своей блузки разные вещи, кошелек, свисток, наконец, достала бумажник, производивший странное впечатление в руках этой девочки.

Она открыла бумажник, вынула визитную карточку и важно протянула ее мне. Смутно шевельнулось во мне подозрение, что она спросила, как меня зовут, если и не исключительно за тем, чтобы проделать эту церемонию, то, во всяком случае возможность ее проделать не была ей неприятна.

— Возьмите, — сказала она.

На карточке, украшенной крошечной короной, значилось:

Антиопа д’Антрим.

— Нравится вам мое имя? — спросила она.

Я был немножко удивлен. И скрыл свое удивление под вопросом:

— Вы не француженка?

— Нет, — ответила она сухо.

Мы помолчали. Я вернул ей визитную карточку.

— Оставьте себе. Для того и дают. Положите себе в бумажник.

— Но у меня...

— У вас нет бумажника? У мужчины должен быть бумажник. Я отдала бы вам свой, но на нем — мои инициалы. Ну так положите карточку себе в карман, вон туда, за платок.

Она спросила еще:

— Сколько вам лет?

— Минуло тринадцать.

— И мне. Значит, вы родились в 1881-м?

— Да, 16 июля.

— Значит, я старше вас. Я родилась 24 апреля.

И она как-то особенно многозначительно повторила:

— 24 апреля 1881 года.

Мы опять помолчали. Вдруг она вскочила и крикнула:

— Вот и папа!

Навстречу двигалась коляска, которую катил лакей. В ней сидел мужчина, укутанный по грудь шерстяным одеялом. Только в лице была жизнь. Все тело казалось почти совершенно неподвижным от ревматизма.

Я видел, как моя собеседница подставила лоб губам отца; он с улыбкой поцеловал. Она что-то говорила отцу, показывая на меня. Но я был слишком далеко, чтобы слышать их слова. Коляска двинулась дальше. Когда она поравнялась со мной, больной улыбнулся мне.

— До завтра, Франсуа, — сказала мне девочка. — Я так счастлива. Папа позволил мне быть с тобой на ты.

— Бедовая она, твоя маленькая подруга, — сказала бабушка, подходя ко мне. — Кто ее родители?

— У ее отца ревматизм.

— Ты видел его?

— Да, и он поздоровался со мной.

— А ее мать?

— Я не видел.

— Ну, конечно. Бедняжка. Должно быть, тоже родители в разводе. Здесь все такие.

— А может быть, ее мама умерла... — предположил я.

— Может быть. Во всяком случае, пойдем. Становится слишком холодно для тебя.

Мы вышли из парка, когда туда стали уже собираться кавалеры и дамы на бал для взрослых. Окна магазинов начинали одно за другим освещаться. На улице Казино я остановился у одного окна.

— Бабушка!

— В чем дело?

— Мне хотелось бы иметь бумажник.

— Бумажник!

— У мужчины должен быть бумажник.

— Бумажник, в твои годы?

Она мельком взглянула на цены, выставленные в витрине.

— Во всяком случае, ни один из этих. Вот что, у меня есть молитвенник в сафьяновом переплете, он вынимается. Я отдам тебе. Внутри даже есть маленький карман для денег.

На следующий день я точно явился на наше свидание. Антиопа немного опоздала.

— Ну а бумажник? — спросила она почти тотчас же.

— Вот, — ответил я торжествующе, вынимая бумажник.

Быстрый переход