— Как вас зовут? — недоверчиво спросил грум.

— Венсан Лабульбен, господин Венсан Лабульбен.

— Значит, это вам, — сказал зеленый мальчуган и вытащил из кармана письмо.

Он с достоинством вручил его юному Лабульбену.

— Ну ты, мальчишка, — говорил между тем метрдотель, — вместо того чтобы торчать в кухне, ты бы должен быть здесь, к услугам гостей. Вот уже пять минут этот господин спрашивает.

— Оставьте, оставьте, — сказал Венсан, прочитав письмо. — Вот тебе, — и он протянул груму монету.

Венсан слегка покраснел и как-то растерянно смотрел на меня.

— В чем дело? — спросил я. — Он не может явиться? Просит нас подождать?

— Не то, совсем не то. Он просит нас его извинить... извинить и быть столь любезными, чтобы сейчас же ехать туда, где он находится.

— Куда?

— Улица Гамбетта, 41.

И Лабульбен скороговоркой прибавил, точно хотел сбросить с себя тяжелое бремя:

— Улица Гамбетта, в Нуази-ле-Сэк.

— В Нуази-ле-Сэк, — выкрикнул я. — В Нуази-ле-Сэк! В такую погоду... А теперь уже час.

— Еще без двадцати, — сказал Венсан.

— Если господа мне верят, — начал метрдотель, — такое расстояние...

— Мы проедем в четверть часа, даже меньше, в моем автомобиле, — закричал Венсан. — Только взгляните — и скажите, часто останавливаются у вашего подъезда такие машины?

— Я согласен вас сопровождать, — сказал я Лабульбену, чтобы положить этому конец, — но не в Китай же. Если мы не застанем этого господина в Нуази-ле-Сэк, предупреждаю вас, я там вас брошу и вернусь в город на трамвае.

Лабульбен не произнес ни слова. Я чувствовал, что его маленькая душа тылового солдата, подстерегаемого проверочными комиссиями, цепенеет в ужасе перед этим зрелищем.

— А где же улица Гамбетты? — спросил я, чтобы нарушить молчание.

Наконец-то ее разыскали. Это была одна из улиц грязного предместья, где грязные постройки чередовались с пустырями. В каком-то кафе фонограф пел:

— А ты говоришь! — сказал какой-то капрал, выходя с солдатом из этого кафе.

Они злобно поглядели на наш автомобиль.

— Наконец-то! — сказал Лабульбен, останавливая машину у дома с номером 41.

И, утирая пот, прибавил:

— Не рано.

— Войдите, — сказал я ему, — и спросите, здесь ли он. Я не тронусь с места, пока вы не узнаете наверное.

Он повиновался и вскоре затем вернулся, сияя:

— Здесь! Он ждет нас.

— На пятом этаже, — шепнул мне Лабульбен.

— Так я и думал, — ответил я сердито.

Из комнаты, куда нас ввели, открывался далекий вид на снежный пейзаж, белый с черным. Прямо под нами был вокзал со всем его хаосом людей и материалов. Виднелись громадные темные купола сараев для локомотивов, — никогда его не забудут прошедшие через Нуази-ле-Сэк.

— Как все это безобразно! — сказал Венсан Лабульбен.

— Да, Фридландское авеню лучше.

Мы сразу замолкли. Маленькая дверь приотворилась. Вошел г-н Теранс.

— Тысяча извинений, господа!

Он повторил:

— Тысяча извинений!

— Право, мы думали, что уж никогда вас не разыщем, — сказал Венсан.

Голос у него стал снова веселый и счастливый. Злой призрак исчез.

Он представил нас друг другу.