— Молодая пара идет на кладбище, — начал Мэллон. — Упс, погоди-ка. И он потянулся к карману рубашки за телефоном.

«И снова пара», — подумал Честер, — «и снова на каком-то кладбище». Почему они проводят время в кинотеатре на сеансе кого-нибудь фильма ужасов, как все остальные нормальные пары во всем мире?

Мэллон быстро что-то пробормотал в телефон, потом повесил трубку, положил карман на место и сказал:

— Встреча отменилась, вот сукин сын. Кому какое дело, болеет он пневмонией или нет? Мне товар двигать надо. Ах, ну да ладно.

Мэллон посмотрел на часы на приборной панели, Честер тоже посмотрел: 3:24.

Мэллон вздохнул. — Скажем, еще день, — сказал он. — На сегодня это была запланирована последняя встреча, а дальше я собирался просто заскочить в пару мест.

— Понятно, — сказал Честер и развернулся перед двумя грузовиками, машиной скорой помощи и цементовозом.

Мэллон уже не удивлялся, когда Честер вытворял такие штуки. Откинувшись назад, улыбнувшись уголком губ, он уставился в окно и достал бутылку водки из дверного кармана.

— Пара проходит по кладбищу, — начал он, — видят надгробие, на котором написано «Здесь покоится Джон Джонс, адвокат и честный человек». А девушка спрашивает: «А это вообще легально, хоронить сразу троих в одной могиле?».

Когда Честер появился дома в 4.30, бейсбольные команды Хола и лягушки медленно покидали его мозг, Дортмундер сидел в гостиной Честера, сидел на диване Честера, смотрел телевизор Честера, был одет в пальто Честера, и по сути, больше на нем ничего не было. — А это еще что? — потребовал объяснений Честер.

— Произошел небольшой инцидент, — ответил Дортмундер и указал на экран.

Честер прошел по комнате, чтобы видеть экран телевизора. Между бегущей строкой в нижней части экрана и логотипом CNN и другими разными штуками в верхней, виднелась фотография парня с виноватым взглядом, в черном костюме, белой рубашке и узком черном галстуке, что придавало камере подозрительный вид. — Это ты, — подметил Честер.

— Нас заставили сделать полицейские снимки, когда получали работу, — пояснил Дортмундер. — Тини собирался прихватить их с собой, когда мы бы уходили.

— Пропавший дворецкий, — прочитал Честер в бегущей строке, потом тщательно осмотрел Дортмундера. — Одежда, вижу, тоже пропала, — снова подметил он. — И где она?

— В вашей сушилке, — ответил Дортмундер. — А до этого была в вашей стиральной машине. Но мне нужна другая одежда, помимо этого костюма, я не могу его носить, когда моя фотография в нем засветилась на CNN. Два-три миллиарда человек уже увидели этот костюм.

— Помимо костюма есть еще и лицо, — напомнил Честер.

— Я умею косить глаза, или буду носить очки или еще что-то придумаю. Слушай, Честер, я не могу позвонить в поместье, потому что если кто-то чужой поднимет трубку, мой голос могут узнать. Можешь позвонить?

— Зачем?

— Чтобы найти Энди, Тини или еще кого-нибудь. Они заберут мою одежду из дома. Вернуться я туда не могу, потому что полиция начнет задавать много вопросов и это затянется чуть ли не на целый год. Я думал, что пережду здесь, пока машины не переедут сегодня ночью из поместья в новое место, но я же не могу сидеть тут так в твоем пальто.

— Согласен.

— Так что может кто-то из ребят сможет принести мне мою одежду сейчас. Я много прошу?

— Сейчас проверим, — сказал Честер и сделал звонок.