Скитаясь по городам и готовясь к службе, он старался подслушивать разговоры вокруг. Иногда это позволяло снабдить проповедь адресным посланием кому-то из прихожан. Случись, скажем, подслушать похвальбу, как кто-то промаслил свой фитилек с чужой женой, он читал проповедь так, что бахвал задумывался, не доносит ли Бог о его грехах проповеднику.
Это было очень кстати, когда доходило до пожертвований. Из-за грехов, кипящих на поверхности (пусть ненадолго), кающиеся не жались, надеясь откупиться от Бога.
Прошедшей ночью Преподобный решил возобновить изначальный порядок для проповедей — нести слово Божие пастве. Он вернулся в лоно Господне — проповедовать ради нескольких монет на виски больше не входило в его планы.
Но не так просто избавляться от старых привычек.
— Ну, — обратился к шерифу пожилой собеседник, — ты, сдается, так ничего и не надыбал?
— Ничего. Утром проехал по следу от дилижанса. Ни волоска, ни клочка кожи пассажиров… По мне, похоже на индейцев. Или грабителей.
— Чушь порешь, — сказал пожилой. — Мэтт, ты знаешь не хуже меня, никакой заварухи с индейцами здесь не было много лет. Кроме, может, того случая с индейским знахарем и его девкой — но мы это уладили.
— Это вы его вздернули. Меня там не было.
— Иуда тоже не прибивал Христа, — ухмыльнулся пожилой. — Хватит придуриваться, парень. Ты нам его выдал. Так что разницы никакой. И не в чем себя винить — это ж просто индеец, а девка была наполовину черномазой.
— Он был невиновен.
— Как сказал один лесоруб: индеец хорош, только когда он мертв. То же с черномазыми и всякими полукровками.
Преподобный заметил гримасу отвращения на лице Мэтта, но тот промолчал.
— Ладно, — продолжал пожилой, — это не индейцы, и уж точно не грабители. Сумки, говоришь, не тронуты?
— Говенные грабители, — кивнул Мэтт. — И утонченного воспитания. Сняли народ с дилижанса, куда-то запрятали, а сами не поленились подогнать дилижанс, поставить тормоз и бросить посреди чертовой улицы. Странно, что ленивые сучьи дети не удосужились покормить лошадей.
На время беседа прервалась, и Преподобный решил не упускать шанс. Он поднялся и шагнул к их столу.
— Прошу прощения, — обратился он к шерифу. — Мне бы с вами перемолвиться.
— Так говорите. Это Калеб Лонг. Временами мой заместитель.
Преподобный кивнул Калебу, который разглядывал его, не скрывая усмешки.
Обернувшись к шерифу, он продолжил:
— Шериф, я слуга Господа. Путешествую из города в город, несу Его слово.
— И наполняю тарелку для пожертвований, — добавил Калеб.
Преподобный посмотрел на Калеба. Принимая во внимание, что он долгое время именно так и поступал, причин гневаться не было.
— Да, признаю. Я слуга Господа, но, как и вы, должен есть. И, кроме проповеди, я несу еще кое-что — слово Господа нашего и вечное спасение.
— А сейчас намерены предложить мне тарелку? Не стоит утруждаться, Преподобный. Я готов купить лишь то, что можно потрогать.
— Вероятно, я склонен к излишнему усердию, когда речь заходит о промысле Божьем, — сказал Преподобный.
— Так кто ее завел? — сказал Калеб.
— Прошу простить, Преподобный, — сказал Мэтт, — но могли бы мы разгрести навоз и перейти к сути? Чем могу быть полезен?
— Я хотел бы арендовать палатку и, с вашего позволения, провести ночь в молитве, пении псалмов и возврате заблудших душ к Иисусу. — Он покосился на Калеба. — И сборе пожертвований. |