— Ага… на Даннеморе, говоришь? Стало быть, ты меня туда вернёшь?

— Верну, верну, тебе от этого не отвертеться. Только никогда больше не смей прыгать в транс-темпорный переход, без особого на то разрешения. Понял?

— Понял-понял. Я может, и похож на идиота, но на самом деле я просто кретин. Так что сказанное понимаю с двадцать третьего раза запросто.

— Молодец, значит, ты не совсем потерян для будущего счастья. Тогда выскажу более сложную мысль: скажи мне, Пафнутий, в чём проблема твоих отношений с Натальей?

— С Натальей? Тихомировой, что ли?

— Что ли, да.

— Никаких проблем нет.

— А в чём же дело?

— Ты про что?

— А ты не понимаешь? Ты всё-таки туповат для своего вполне зрелого… если не сказать, преклонного, возраста.

Я промолчал. Ну, туповат, так что ж! что есть, то есть, хотя, конечно, это с какой кочки на вершину моего интеллекта смотреть.

— Ты знаешь, что такое «стимул»? — неожиданно поинтересовался невидимый обладатель басовитого голоса.

— Мотив, пробуждающий волевой импульс… — предположил я осторожно.

— Это в вашей школе для врождённо-убогих казаков учат таким определениям, — назидательно проговорил мой собеседник. — На самом деле «стимул» — это палка, которую возница втыкает в зад запряженному мулу дабы заставить оного двигаться. Иначе не получается — это ленивое толстокожее животное равнодушно к пинкам, крикам и ударам хлыста. А палка, засунутая в задницу, весьма действенно формирует у мула «мотив, пробуждающий волевой импульс».

— Не знал.

— Теперь знай. Я хочу спросить: чтобы ты повёл себя в отношении Натальи как мужчина, тебе нужен стимул? Если проблема только в этом, то я сумею найти для твоего зада бо-о-о-ольшую палку.

— Не надо мне никакого стимула.

— Ну так давай!

— Извините, любезный Голос-За-Кадром, но я не уверен, что мы понимаем друг друга…

— Да ты совсем туп, как я погляжу! Мозги, видать, окончательно пропил, канализировал, так сказать, из черепа в кишечник по позвоночнику. Я говорю о том, чтобы ты залез на неё и осеменил.

— Ага… — я задумался на секунду. — Немножко ветеринарный термин, но общая мысль понятна.

— Молодчина! Я думал, ты меня сейчас спросишь, что такое «осеменил».

— Ну, нет! Нам в школе рассказывали: аисты, младенцы в капусте, всё такое.

— Немного не так, но по смыслу верно.

— А вам-то, любезный, что за интерес в том, чтобы я её того…

— Это не мой интерес, а твой. Запомни. Без этого у тебя не будет будущего! Вообще никакого.

— Не понял.

— А тебе и не надо понимать. Умом ты не вышел, Пафнутий Чемодуров, до понимания таких категорий. Бегай лучше по прериям, стреляй по всему живому, бери заложников, можешь, кстати, их не освобождать, но вот понимать законы жизни не пытайся. Не твоё это! Каждому — свой удел.

— Ещё умный вопрос можно?

— Нет, вали на Даннемору! — прорычал мой собеседник.

Внезапно помещение, в котором я находился, трансформировалось. Заняло это буквально одну секунду — фокус, достойный сценических эффектов нынешних «звёздных опер». Вокруг меня сделалось темно, хоть глаз коли. Я не удержался и крикнул во тьму «эй!» и мне отозвалось долгое, звучное эхо.

Я поднял «чекумашу» с галогеным фонариком под стволом и посветил вокруг. Оказалось, что теперь я находился во внушительных размеров трубе — диаметром, может, десять метров, а может, и того больше.