Ришелье плутовато улыбнулся. Нет, неспроста он сказал Шуазелю: «Можете положиться на меня, считайте меня своим другом».

Герцогиня де Грамон вихрем ворвалась в апартаменты своего брата.

— Ну вот, теперь ее представят ко двору, — выпалила она. — А там, глядишь, дойдет и до рыбных торговок. Надо помешать этому, вы слышите, Этьен?

— Слышу. Мы должны сделать все возможное, чтобы этого не случилось.

Герцогиня вцепилась в руку брата.

— Как только это случится, она займет место мадам де Помпадур и станет заправлять всеми делами. Мы достигли нашего положения, потому что маркиза была с нами в дружбе. А что будет, когда на месте маркизы окажется... наш враг?

— Этой женщине далеко до маркизы. При всей своей буржуазности маркиза была умной женщиной, а у этой вместо ума — здоровье, красота и вульгарность.

— Но король стареет, не забывайте об этом. Мне кажется, у него есть признаки старческого слабоумия.

— Сестра, мы сумеем помешать этой женщине. Уж если мы так прочно держались против Пруссии и Британии, так неужели не устоим перед капризами какой-то мадам дю Барри?

— Я боюсь ее больше, чем всех европейских государств.

— Не паникуйте, сестра. Мы скоро добьемся удаления этой женщины. Но действовать надо осторожно, шаг за шагом. Наша задача — предотвратить церемонию представления мадам дю Барри.

— А знаете ли вы, Этьен, что Ришелье на ее стороне?

— Ришелье? Этот двуличный плут? Он слишком стар.

— Д'Айгюлон тоже поддерживает ее.

— Д'Айгюлон! Этот бравый солдат! Да он дурак. И вы всерьез принимаете такого человека?

— Я боюсь, что они уже создают вокруг нее партию. Можете не сомневаться, что король поддержит тех, кто поддерживает ее.

— Вполне возможно, но вряд ли такое случится. Пока она не будет представлена двору и официально признана, опасность невелика. Но чрезвычайно важно, чтобы ее представление не состоялось.

— Король твердо решил, что оно состоится. Ришелье и д'Айгюлон тоже настаивают на этом. А уж о ней самой и говорить нечего. Не представляю, как нам удастся помешать этому.

— Плохо же вы знаете своего брата. Мы могли бы начать уговаривать короля не делать этой глупости, но он все равно нас не послушает. Однако все может быть иначе, если сделать из короля всеобщее посмешище, выставить его на осмеяние. Тогда он запретил бы представление мадам дю Барри.

— Осмеяние! — насупилась герцогиня. — Это мы уже пробовали. Его и этим не проймешь, совсем потерял из-за нее голову.

— Посмотрим. Я уже договорился с некоторыми рифмоплетами, и скоро во всех парижских кабаках будут распевать веселенькие куплеты про нашу красотку.

Герцогиня одобрительно кивнула.

— Но это еще не все, — продолжал герцог. — Прошлое этой женщины, как вам известно, весьма неблаговидно.

— Но королю нет никакого дела до ее прошлого и до низкого происхождения.

— О, она покажется ему ничуть не лучше пташек из Оленьего парка. Луи должен увидеть разницу между подобными заведениями и Зимней галереей.

— Вы что-то предприняли?

— Да. Как раз сегодня я отправил верного друга к одной женщине, которую очень хорошо знают в Париже... и при дворе. Я имею в виду мадам Гурдан из «дома Гурдан».

Мадам Гурдан оперлась локтями на стол и деланно улыбалась посетителю.

Она знала, что он прибыл к ней из Версаля, а ей всегда особенно льстило принимать таких посетителей в своем доме. Ее хорошо знали во дворце и часто обращались к ней с просьбами прислать на веселый банкет девиц, которые развлекали бы там мужчин.