— Ни красивым, ни возбуждающим.

— Я сам на это напросился, не так ли?

— Вот именно.

— Какая вы прямолинейная юная леди!

— Надеюсь, что так.

— И очень правдивая.

— Стараюсь.

— И недобрая.

— С этим я не согласна.

— Вы меня все время срезаете.

А вы не нарывайтесь на то, чтобы вас срезали.

— Что же еще остается влюбленному бедняге?

— Отправиться в более плодородные земли.

— Но где же я еще найду такую красоту и ум?

— Да почти в любом месте на земле, — отпарировала я.

— Вы ошибаетесь. Здесь… только здесь — и здесь мое сердце.

Теперь я уже могла над ним смеяться. Я понемногу переставала бояться его. С тех пор, как вернулись отец с мачехой, все пошло немного лучше. Он уже не так интенсивно преследовал меня, бывали дни, когда я выезжала на прогулку и не встречала его вовсе.

Иногда я размышляла о будущем. Мне уже было семнадцать. Мачеха говорила, что мы должны больше развлекаться.

— Не забывайте, — говорила она отцу, — у вас дочь на выданье.

— Я пренебрегал своими обязанностями до тех пор, пока не приехали вы, чтобы заботиться обо мне, дорогая, — отвечал отец. — Нам надо думать об Энн Элис, — настаивала она. — Я буду приглашать к нам гостей.

В этот вечер Десмонд Фидерстоун явился к обеду. Мне это было отчаянно неприятно. Мне всегда противно думать о том, что он приходит к нам. Это странное и дурацкое ощущение, которого нельзя объяснить, ибо какой от него может быть вред? Я подумывала сослаться на головную боль и не появляться за столом. Однако это было бы уж слишком явно. Кроме того, ведь за столом будут и другие — так что, может, будет и не так уж плохо.

Я оказалась права. Когда он смотрел на меня с другого конца стола, это был уже другой взгляд. Он вел себя снисходительно — так он обращался бы с ребенком. Постоянно следил за тем, чтобы называть меня мисс Энн Элис, и, казалось, считал меня совсем девчонкой, едва закончившей школу. Я с трудом верила, что это тот самый человек, убеждавший меня в том, что я та женщина, которую он любит. Можно было бы подумать, что все это время он просто играл.

Меня не оставляло ощущение, что поведение мистера Фидерстоуна как-то связано с мачехой, и, по странной превратности судьбы, получила этому подтверждение.

После обеда все пошли в гостиную, а я объявила о том, что иду спать. Я часто так поступала, поскольку все пили портвейн и засиживались допоздна. Хотя я обедала вместе со всеми, как взрослая, считалось, что эта часть вечера для моих глаз не очень годится.

Я с радостью ускользнула и отправилась в свою комнату, чтобы записать в дневнике и поразмышлять о странном поведении мистера Десмонда Фидерстоуна, о том, как по-разному он держался.

Сидя за дневником, я услышала шум внизу — стук копыт лошади, которую выводили из стойла.

Я подошла к окну и выглянула наружу. Это был Десмонд Фидерстоун, направлявшийся верхом домой. Я тут же отпрянула от окна. Мне не хотелось его видеть.

Затем я услышала голос и узнала мачеху.

Она говорила резко, и слова ее доносились совершенно отчетливо.

— Это надо прекратить, — заявила она. — Я этого не потерплю.

А потом раздался его голос:

— Это пустяки… Просто игра.

— Я этого не допущу. Ты должен немедленно возвращаться.

— Говорю тебе, это всего лишь игра. Она еще совсем ребенок.

— Зато более проницательный, чем ты думаешь. Как бы там ни было, это должно прекратиться.