Она также не знала, где заканчивается ее собственная нить. Она могла проследить ее от самого начала в далеком Новом Мерионедде, потом вдоль серебристой линии к зеленому островку посреди бури; она видела нити–близнецы — мистическую и рациональную — берущие начало в ее матке, он следовала по пройденному ею пути сквозь годы безмятежности и годы трагедии, пока не доходила до песков всеобщего разрушения, в которых нить терялась. Она не оканчивалась здесь, она не была оборвана или обрезана, она просто терялась. Отблески цвета этой нити разбегались по всему гобелену. Недоумевая, Ева Манделла приложила палец к месту соединения, и странный трепет пронизал ее. Она ощутила легкость, юность, невинность. Он почувствовала, что парит, истончается, растворяется; все ее надежды, мечты, страхи, любви и ненависти становятся сияющей пылью, осыпавшей гобелен. Тело Евы Манделлы утратило материальность и стало прозрачным. Затем и тело, и душа соединились с нитями ткани, бывшей историей Дороги Отчаяния. Она писала эту историю и через письмо сама стала ею. Временной гобелен замерцал серебристой любовью Евы Манделлы; затем порыв нездешнего ветра ворвался в комнату и погасил шипящий газовый светильник.

Ветер крепчал, налетая злобными порывами, а за ним, как за предвестником, через Великую Пустыню катились песчаные смерчи. Пыльный шторм обрушился на пустоши тучами летящих игл и яростными молниями. Притягиваемые Кристаллическими Ферротропами, молнии гвоздили их, превращая в уносимый ветром черный порошок. Приближалась Великая Песчаная Буря, она крепла, ширилась, ярилась все больше с каждым пройденным по дюнам метром. Раэл Манделла–младший прижал сына к груди и бросился бежать. Песчаные иглы хлестнули его, когда он уже вбегал в дверь.

— Быстро, быстро, идет Большая Пыль, — закричал он. Вдвоем с матерью, замотав лица тряпками и натянув митенки, они выбрались под обжигающие струи песка, чтобы запереть животных и закрыть ставни. Большая Пыль набросилась на Дорогу Отчаяния, как целая тьма завывающих и вопящих демонов. В одно мгновение воздух стал плотным, шершавым и смертельно опасным. Краска и настенные росписи были содраны, слизаны, стерты до голого дерева и металла под визг мчащегося песка. Деревья лишились коры, затем их стволы сточило до спичечной толщины, а металлические фермы ветряных насосов отполировало до серебристого блеска. Черные ромбы солнечных коллекторов были изъязвлены и потрескались; еще до полудня их черные стеклянные фасетки превратились в округлые окатыши.

Пыльная буря не утихал до ночи. Квай Чен Пак, лежащая на ложе роженицы с младенцем Хараном, слепо тыкающимся в поисках соска, вслушивалась в визг ветра над крышей и вскрикивала в страхе, ибо внезапно решила, что все демоны из богатого на демонов прошлого Дороги Отчаяния явились по ее душу. Санта Екатрина и Раэл–младший не слышали этих панических криков. Они обыскивали при свете свечей продуваемые ветром комнаты и подвалы в поисках Евы, которая исчезла в тот самый момент, когда буря обрушилась на дом Манделла. Раэл–младший все ждал, что они найдут ее обглоданные песком кости, а Санта Екатрина заметила свечение на гобелене и странный ужас охватил ее. Как будто бы ветер ворвался в дом и снял мясо с костей у нее самой. Она никогда никому об этом не рассказала, поскольку и сама не была уверена, что Ева Манделла перешла в гобелен и вернулась таким образом к началу истории Дороги Отчаяния.

Пять дней пылевая буря трепала Дорогу Отчаяния. Ветер метался между заброшенных гостиниц и закусочных, проносился над разбитым куполом Базилики Полного Умерщвления, дурачился в гудящих стальных печах Стальграда и играл на сплетениях труб, как на фисгармонии. Он заваливал пылью скелеты, рушил стены, накрывал дюнами поля, скармливал дома ненасытному песку. Он вскрыл обрубленную культю скального жилища доктора Алимантандо и расшвырял книги, инструменты, ветошь, кухонную утварь, банные принадлежность, эсхатометры и танатоскопы по всей земле.