Ливень лил так, как не лил никогда раньше. Красные реки неслись по узким улочкам, маленький, но внушительный водопад обрушивался с утесов, ирригационные каналы в садах превратились в потоки жирной шоколадной глины, несущие вырванные с корнем ростки и овощи. Дождь уничтожал Дорогу Отчаяния.

Никому это не волновало. Это был дождь: дождь! Вода с неба, конец засухи, сжимавшей мертвой хваткой их пустынную землю сто пятьдесят тысяч лет. Люди смотрели на город. Они смотрели на дождь. Он был такой частый, что они едва могли разглядеть сигнальный огонь на вышке релейной связи, венчающей дом доктора Алимантандо. Они смотрели друг на друга — одежды прилипли к телу, волосы — к головам, лица перепачканы красной грязью. Кто‑то засмеялся — неуверенный смешок, который рос и рос и рос, пока не превратился в громой животный хохот. Еще кто‑то присоединился к нему, затем еще и еще, и через минуту смеялись все — чудесным, добрым смехом. Они сбросили одежды и голыми бросились в ливень, чтобы дождь наполнил их глаза и рты и сбегал по щекам, подбородкам, грудям и животам, рукам и ногам. Люди смеялись, кричали и танцевали в разлетающейся красной грязи, а глядя друг на друга, расписанных красных и голых, как ютящиеся под холмами дикари Земли Хансена, они смеялись еще пуще.

Отдельные капли предшествовали дождю; закончился он так же — отдельными каплями. Пришел момент, когда люди поняли, что ясно видят и слышат друг друга за ревом дождя. Потоп замедлился, затем ослабел — и вот уже нет ничего, кроме легкого дождика. Капля за каплей дождь иссякал. Упала последняя капля. Стало так тихо, как было в момент перед Созданием. Вода стекала с черных ромбов солнечных коллекторов. Облака, созданные РОТЭК, были выдоены досуха. Солнце прорвалось сквозь них и разбросало лужицы света по пустыне. Двойная радуга встала двумя ногами на далеких холмах, головой в небеса. Призрачные волокна пара потянулись от земли.

Дождь кончился. Люди снова были просто людьми, мужчинами и женщинами. Стыдясь наготы, они собрали мокрую, грязную одежду. А потом случилась чудо.

— Ох, смотрите! — крикнула Рути Голубая Гора. Она указывала на далекий горизонт. Там происходила мистическая трансформация: на глазах у изумленных жителей Дороги Отчаяния пустыня становилась зеленой. Алхимическая линия приближалась, накрывая дюны, как цунами. За несколько минут зазеленела вся земля — до таких далеких пределов, что только глаз господина Иерихона мог до них дотянуться. Облака рассеялись, солнце сияло в ослепительно синем небе. Люди задержали дыхание. Должно было произойти что‑то невероятное.

Как будто по божественному приказу Великая Пустыня взорвалась цветами. С первым прикосновением солнца после дождя дюны развернулись в пуантилистское полотно красных, синих, желтых и нежно–белых мазков. Ветер колыхал океан лепестков и нес в город аромат сотен миллионов бутонов. Жители Дороге Отчаяния бросились со своих голых каменных утесов в бесконечные цветочные луга. За их спинами брошенный город исходил паром под полуденным солнцем: два часа две минуты.

В сердце пустыни Раэл Манделла заметил, что дождь прекратился. Дети высунулись из‑под плаща, как цыплята. Зеленые ростки под их сандалиями разворачивались, будто часовые пружинки, и бледные стебли качались под легким ветерком.

Цветы пробивались к свету вокруг красной гитары. Раэл Манделла подошел к инструменту и поднял его. Придавленные ею тоненькие белые стебельки тут же начали расправляться.

Красная гитара была мертва. Ее лоснящаяся пластиковая кожа пошла пузырями и потрескалась, лады вылезли, струны почернели, а гриф розового дерева треснул посередине. Сгоревшие встроенные синтезаторы и усилители исходили дымом. Едва Раэл Манделла повернул мертвый инструмент, струны лопнули: аккуратный, окончательный звук. После смерти в красной гитаре проявилась какая‑то чистота. Она выглядела так, будто дождь смыл с нее все грехи.

От человека, которого звали Дланью, некогда бывшим Королем Двух Миров, остался лишь маленький клок видеоткани костюма.