|
Я не могу видеть, когда Джейн расстраивается, отчасти из эгоизма — мне больно видеть, как она страдает.
Когда я возвращаюсь в Большой дом, все уже поужинали. Джоли моет посуду. Он говорит, что Джейн наверху.
— А Хадли где? Мне нужно с ним поговорить.
— Мне кажется, он сидит на заднем крыльце с Ребеккой. А что?
Но у меня нет времени отвечать. Иду к задней двери и сразу понимаю, что чему-то помешал. Ребекка с Хадли качаются на скамье-гамаке, а когда слышится скрип двери, отскакивают в разные концы.
— Привет, — неопределенно говорю я. — Помешал?
Они качают головами. В присутствии Ребекки я испытываю неловкость. Ощущаю, как она прожигает меня взглядом. Я дергаю ворот рубашки, чтобы стало прохладнее.
— Что случилось? — спрашивает Хадли. Он чуть осмелел, даже приобнимает Ребекку, положив руку на спинку скамьи.
— Мне нужно с тобой поговорить. — Я поворачиваюсь к Ребекке. — Наедине. — Я открываю дверь-ширму. — Я подожду здесь.
Дверь за мной захлопывается.
Хадли спрашивает, насколько длинный у нас разговор.
— Может, выпьем по пивку, если ты не против.
Я слышу, как Ребекка спрашивает: «Идти обязательно?», но что отвечает Хадли, не знаю. Он входит в дом с широкой улыбкой и хлопает меня по спине.
— Идем. Ты платишь?
Мы отправляемся в «Ребро Адама» — ресторан с большим баром, куда частенько заглядывают банды мотоциклистов. Мы там не частые гости, но я не хочу вести разговор в месте, где мы завсегдатаи, потому что потом, входя в эту дверь, я каждый раз буду вспоминать, как предал своего лучшего друга. Мы с Хадли занимаем столик у двери, приспособленный к игре в пакку-ман, с двумя салфетками и подносом. Рыжеволосая официантка с высоким начесом спрашивает, что мы будем пить.
— Виски «Гленфиддик», — заказываю я. — Два.
Хадли удивленно поднимает брови.
— Ты женишься или скоро станешь отцом? Что за повод?
— Я должен задать тебе вопрос. Что у вас с Ребеккой?
Хадли усмехается.
— А у вас с Джейн?
— Брось, — говорю я, — сейчас разговор не об этом.
— Сэм, я в твои дела не вмешиваюсь, и ты в мои не лезь. — Приносят виски, и Хадли поднимает свою рюмку. — Будь здоров!
— Она совсем ребенок. Джейн очень расстроена.
Хадли бросает на меня сердитый взгляд.
— У Ребекки своя голова на плечах, она взрослее любого из нас. Я бы не стал связываться с ребенком, Сэм, если бы считал, что поступаю неправильно.
Я делаю большой глоток виски. Напиток обжигает мне горло, и кажется, что теперь слова польются легче.
— Я бы тоже не ввязывался, если бы не считал, что поступаю правильно. — Я кручу рюмку. — Я думаю, тебе лучше ненадолго уехать.
Хадли недоуменно таращится на меня.
— О чем ты?
— Я говорю о том, что тебе лучше взять отпуск. Уезжай из сада. Навести маму, — советую я, — она с Рождества тебя не видела.
— Ты так поступаешь ради ее чертовой мамаши?
— Я так поступаю ради себя. И ради тебя. Поступаю так, как считаю правильным.
— Это она тебя попросила, да? Она заставила тебя это сделать. Мы с тобой знакомы всю жизнь. Не могу поверить, что ты это говоришь.
— При чем тут Джейн? — сбивчиво отвечаю я. — Речь о нас с тобой.
— Ну конечно! Господи! — Он ударяет кулаком по столу, глубоко вздыхает и встает. — Ладно. Я хочу знать одно: почему никто не спрашивает нас с Ребеккой? Я хочу знать: почему чертов мир все решает за нас?
— Это ненадолго. На неделю. Может быть, на две. Я просто хочу дать Джейн немного времени. |