— Да? Что ж, а ты совсем не знаешь Ребекку! — отвечает Хадли. — Ты не знаешь, что я чувствую рядом с ней. Она верит в меня больше, чем собственные родители. Черт, я поделился с ней самым сокровенным. О чем даже тебе не рассказывал. Что бы я ни делал, куда бы ни шел, она не выходит у меня из головы.

Хадли опирается ладонями о стол.

— Ты вообще с ней разговаривал, Сэм? Она пережила авиакатастрофу. Она больше заботится о матери, чем та о ней. Будь уверен, она знает о ваших отношениях. Считаешь, что Джейн пришлось несладко? Тогда посмотри, в какую даль она потянула с собой собственного ребенка.

Хадли залпом выпивает свой виски и тянется за моим.

— Если хочешь знать, люблю ли я ее, — ответ «да». Если хочешь знать, стану ли я о ней заботиться, — стану. Никто, похоже, лучше меня этого не сумеет. — Хадли смотрит на меня, и в его взгляде видна решимость, которой я раньше не замечал. — Думай не о том, как я поступаю с Ребеккой, Сэм. Подумай, как с ней поступает Джейн.

— Послушай, — гну я свое, — сделай это для меня. А я отплачу. Клянусь!

Хадли сглатывает и непонимающе моргает. Он ищет, что бы еще выпить, но наши рюмки пусты.

— Да уж.

— Хадли…

Он поднимает руки, заставляя меня замолчать.

— Мне не нужны твои объяснения. Не хочу вообще об этом слышать, ясно? Я хочу получить расчет. — Я киваю. — И послушай меня, Сэм. Лучше реши все миром. Потому что ты заставляешь меня покинуть человека, который мне небезразличен. Рано или поздно я за ней вернусь, как бы долго ты ни удерживал меня на расстоянии. Я найду ее. Так можешь Джейн и передать. Я буду с Ребеккой, чего бы это ни стоило.

Несколько томительных минут мы сидим в полной тишине. Наконец я ее нарушаю.

— Уедешь утром.

— К черту! — фыркает Хадли. — Сегодня же ночью меня здесь не будет.

Мы покидаем ресторан. Мы едем домой в пикапе, и, клянусь, я ощущаю каждый бугорок и камень на дороге. Я замечаю, что наши тела подскакивают одновременно. Закон гравитации — мы оба весим одинаково. Когда мы подъезжаем к дому, многие окна на первом этаже не светятся.

Ни я, ни Хадли не спешим выйти из машины. Кузнечики складывают дуги своих крыльев.

— Кто ей скажет? — спрашивает Хадли.

— Ребекке? Сам скажешь. Иди прямо к ней. Прощайся, сколько захочешь. Я Джейн не расскажу.

Он открывает дверь грузовика, и машина начинает гудеть, как если бы мы не пристегнули ремни безопасности.

В салоне вспыхивает свет, поэтому я знаю, что он видит, как я опускаю голову на рулевое колесо. Я пока не хочу выходить из машины.

— Она уже не ребенок, Сэм, — негромко говорит Хадли. — Я не такой.

Когда он захлопывает дверь, слышно, как замок аккуратно входит в пазы.

64

Оливер

Боже, храни Америку! Я от всего сердца благодарен неравнодушным, добросердечным людям, которые позвонили в Принстаунский центр прибрежных исследований, услышав мое обращение, сделанное на берегу океана в Глосестере. Телефонистка переводит все звонки в крошечный кабинет, где Уинди установил для меня телефон, чтобы никто не мешал мне разговаривать. Мне сообщают, что Джейн видели на станции Экссон на отрезке межштатной автострады 90, известной в народе как «Щука». Один мужчина запомнил лицо Ребекки, когда та заглядывала в его ночной магазинчик в Мейнарде. И последним, но самым информативным оказывается звонок парня, который работает в кафе-мороженом в Стоу. Он спрашивает, не я ли тот спец по китам? Он видел мою жену и дочь. «Они приходили с одним местным парнем, который выращивает яблоки».