Мое белье тоже невероятно грязное. Ребекка выглядит не лучше. Бедная девочка даже не взяла с собой приличный бюстгальтер.
— И каково оно — ощущать себя пятнадцатилетней? — спрашиваю я.
— Почти ничем не отличается от ощущений четырнадцатилетней.
Ребекка запрыгивает на свое место: она уже довела свое мастерство до уровня искусства. А я… я продолжаю перелезать через дверцу, и обычно моя нога застревает в ручке.
— Ладно, — соглашается Ребекка и усаживается, свесив ноги через пассажирскую дверцу. — Куда поедем?
В Таунер, как мне кажется. Туда направил нас Джоли, хотя, как я уже знала по опыту, в Северной Дакоте даже заправка и пара деревянных лачуг может назваться городком.
Ребекка велит мне ехать прямо по грязной дороге. Пару километров мы проезжаем, не замечая вокруг ни единого признака жизни, не говоря уже о торговле. Наконец нам на глаза попадается полуразвалившийся сарай, перекошенный на правую сторону. На сарае шестиугольник, два попугая-неразлучника, окрашенные в основные цвета радуги.
— «У Элоиз», — читает Ребекка.
— Это не может быть магазином. Это даже домом назвать нельзя.
У сарая стоит несколько машин, настолько старых, что у меня возникает ощущение, будто я попала в декорации к фильму пятидесятых годов. Ради интереса я останавливаюсь и выбираюсь из машины.
Распахнутые двери сарая подпирают длинные шесты с горящими свечами с ароматом лимонной травы. Внутри ряды бочек с откидными крышками. Все подписаны: «МУКА», «САХАР», «КОРИЧНЕВЫЙ САХАР», «СОЛЬ», «РИС». Когда переступаешь порог, в нос ударяет запах, как будто где-то горит патока. В одном углу сарая за загородкой огромная свиноматка, лежащая на боку (скорее всего, завалившаяся от собственного веса), и десять пятнистых поросят, которые пытаются занять более выгодное положение у ее сосков. Рядом со свинарником — длинная струганая доска, лежащая на самодельных козлах, а на ней серебристый кассовый аппарат, в котором кнопки утоплены в окошках «50 центов», «1 доллар», «Без сдачи».
— Я слушаю вас, — обращается к нам женщина.
До этого момента она стояла, наклонившись к свиньям, поэтому ни Ребекка, ни я ее не заметили. Ребекка уже изучает самые дальние уголки сарая, поэтому отвечать приходится мне.
— Если честно, — признаюсь я, — мы ищем, где бы купить новую одежду.
Женщина всплескивает руками. У нее жесткие рыжие локоны-спиральки и тройной подбородок. Ростом она не выше полутора метров. Когда она идет, обувь чавкает, как будто у нее мокрые носки.
— Вы приехали в нужное место, — говорит она. — У нас тут есть всего понемногу.
— Я вижу.
— Мой девиз — покупать каждого товара по одной штуке. Так покупателю легче и быстрее выбрать.
Я побаиваюсь покупать что-либо у Элоиз. Откровенно говоря, у нее есть все, но явно не то, что хотелось бы купить.
— Мама! — спешит к нам Ребекка с вечерним платьем с блестками. — Что скажешь? Очень сексуально, да?
У платья слишком тонкие бретельки и оно слишком обтягивает.
— Подожди, когда тебе исполнится семнадцать, — говорю я дочери. Она вздыхает и исчезает за ситцевой занавеской.
— Извините, — окликаю я продавщицу, которая ведет меня по лабиринту сарая, — мисс…
— Зовите меня Элоиз. Меня все так зовут.
Ребекка, держа в руках черное вечернее платье в блестках (куда в нем ходить в такой деревне, как Таунер?), уже навыбирала ворох одежды.
— Нашла, что хотела, милая? — спрашивает Элоиз. Потом поворачивается ко мне: — Вы вместе?
— По всей видимости, да, — отвечаю я, подходя к вороху отобранной Ребеккой одежды. |