– Сид – всегда самый быстрый. Вот это Сид, – показала она. – А остальные больше не Сиды.
– Бедолаги.
Она засмеялась.
– Я бы хотела взять рыбок в больницу. Мама спросила, но они не разрешили.
– Жалко.
Я сидел, легко обнимая ее правой рукой, но она держалась за другую мою руку, за пластиковую. Эта рука по-прежнему не работала как следует.
Несмотря на свежую батарейку и некоторый ремонт, она едва двигалась. После долгого молчания Рэчел спросила:
– Вы боитесь умереть?
Молчание.
– Иногда, – сказал я.
Она говорила тихо, почти шептала. Это был очень серьезный разговор.
– Папа говорит, что, когда вы были жокеем, вы никогда ничего не боялись.
– Ты боишься? – спросил я.
– Да, но я не могу сказать об этом маме. Не люблю, когда она плачет.
– Ты боишься пересадки?
Рэчел кивнула.
– Но без нее ты умрешь, – сказал я.
– Я знаю, что ты это знаешь.
– На что это похоже – умирать?
– Я не знаю. Никто не знает. Мне кажется, это как будто засыпаешь.
Если, конечно, вам повезет.
– Так странно думать о том, что не будешь здесь, – сказала Рэчел.
– То есть думать о том, как быть космосом.
– Пересадка получится.
– Все так говорят.
– Ну так поверь в это. К Рождеству будешь бегать.
Она провела пальчиками по моей руке. Я ощущал слабые вибрации где-то в предплечье. Ничего никогда не теряется насовсем.
– Вы знаете, о чем я стану думать, когда буду лежать в этом пузыре совсем больная?
– О чем?
– Жизнь – сволочная штука.
Я обнял ее, но осторожно.
– Молодец.
– Да. Но скажите мне...
– Что?
– Как быть храброй?
Вот это вопрос, подумал я.
– Когда тебе плохо, думай о чем-нибудь, что ты любишь делать. Когда не думаешь о том, как тебе плохо, то и чувствуешь себя не так плохо.
Она помолчала.
– Это все?
– Это уже много. Думай о рыбках. О том, как Пеготти стаскивает носок и сует его в рот. Думай о том, что тебе нравится.
– А вы так и делаете?
– Так я и делаю, если что-то болит, правда. Помогает.
– А что, если ничего еще не болит, но вот-вот будет что-то жуткое?
– Ну... бояться – это нормально. Тут никто не может помочь. Просто ты не должна позволить страху остановить себя.
– А вы когда-нибудь боялись?
– Да.
Слишком часто.
Она сказала лениво, но с уверенностью:
– Спорим, вы никогда не боялись так, что ничего не делали. Спорим, вы всегда были храбрым.
Я вздрогнул.
– Нет. Не был.
– Но папа сказал...
– Я не боялся на скачках, – согласился я. |