Голова моя раскалывалась, душевные раны ныли и горели огнем, процесс исцеления был далек от завершения. Сознание трепетало на грани безумия, ибо голубое свечение юдоли смерти более не разгоняло тьму.
Я приходила в себя не сразу, постепенно, периодически отключалась и не всегда могла разобрать, где сон, а где явь.
Вот я соскакиваю со стола, сжимаю обеими руками рукоять, клинок с тихим свистом рассекает воздух...
Теплые пальцы с неодолимой силой удерживали мое запястье. В корнях зубов отдавалось гудение двигателя. Я открыла глаза, и Джафримель деликатно, но крепко согнул мое запястье, чтобы удержать руку и меч на месте.
На моих ногах оставались сапоги: они заскрежетали по металлической поверхности, когда я переместила вес, одновременно выбросив вверх левый кулак, чтобы сломать ему нос и вбить кость прямо в мозг. Действие было рефлекторным, стремительным, как бросок ядовитой змеи, но Джафримель ловко уклонился от удара. Подернутые сединой волосы взметнулись волной, когда он рванулся в сторону, перехватив мое левое запястье. Помещение, где мы находились, было тесным и узким, здесь пахло смазкой и отработанным транспортным реагентом.
Джаф оттеснил меня назад, прижал к стене: я ударила коленом, но он увернулся. Я задохнулась, плечи неожиданно оказались вплотную прижаты к корпусу. Мы летели в самолете, и машина дрожала от моей борьбы с плотью и энергией. Его аура окружила мою и сдавила ее на долгий, мучительный миг.
— Успокойся, — мягко произнес он. — Успокойся, моя любознательная.
Выглядел Джафримель как всегда, если не считать серебристых прядей в волосах и теней под пылающими глазами. Лицо осунулось, но это было его лицо, с той самой человеческой темнотой, что таилась за зеленым свечением его глаз.
— Пусти! — Я не узнала собственного голоса, низкого, решительного, насыщенного гневом. — Сейчас же пусти.
— Нет.
Его пальцы удерживали меня на месте без видимых усилий. Кожаная амуниция скрипела, когда я пыталась выскользнуть, так что вся покрылась потом, до последней складки на прижатых к металлическому корпусу ягодицах. Упавшие на лицо волосы закрывали глаза.
— Ты не понимаешь.
— И не хочу понимать. Ты мне лгал!
Я умолкла, словно все остальные слова напрочь исчезли из моей памяти.
— Вторая половина ножа у меня, Данте. Мы как никогда близки к свободе.
Он пытался урезонить меня. Из-за его плеча я разглядывала узкое помещение, откидную койку и шкафчики с пласглассовыми дверцами.
— Я вернулся из самых глубин ада и...
«Знаю я, что ты там делал: опять меня продал».
— Заткнись! Где Ева?
«Если по твоей вине с ней что-то случилось, я...»
— Андрогин Вардималя в надежном месте. Лукас с Маккинли присматривают за ней.
Его пальцы чуть-чуть ослабили хватку, но не настолько, чтобы дать мне высвободиться. Самолет начал перемещаться ритмичными короткими толчками, словно мы скользили над самой поверхностью бурной реки, так что гироскопам и антиграву приходилось все время прилаживаться к волнам, водоворотам и порогам.
— Ее приспешники разбежались. Я сделал то, что было необходимо, Данте.
Я была прижата к стене, а Джафримель навалился на меня так, что амуниция и рукояти вдавились в тело. Его глаза в нескольких дюймах от моих заполнили весь окружающий мир, пока я не опустила веки, отгородившись от этого зеленого огня. Кончик Фудошина подрагивал всякий раз, когда я порывалась выдернуть зажатую, как в тисках, руку.
— Ты хотел убить ее, — прошептала я.
— Убил бы, если бы это входило в мой план.
«Отлично. Наконец-то я услышала то, чему определенно можно верить, — немедленно отреагировал глубокий, саркастический внутренний голос. — Твой план. А я вхожу в твой план?»
Если бы слова были из стали, они могли бы разить. |