Между Исидой и Нептис располагался алтарь еще одной богини. Он был девственно чист, из чего можно было сделать вывод: где бы я ни оказалась, сейчас конец месяца. Алтарь очистили, подношения Нептис и Сету убрали.

Если только их не забрали те, кому они предназначались. Что случается чаще, чем можно предположить.

Осторожно, ибо каждое движение отдавалось в моих внутренностях, в левой ноге и еще тысяче мелких точек уколами боли, я преклонила колени. Пальцы мои были скользкими от крови, лицо хранило память о множестве ударов. Я опустила подбородок.

Взгляд мой остановился на каменном узле между грудей богини. Тени снова зашептались и захихикали, перышки мягко касались моей кожи и рваной одежды, стоявшей колом от засохшей крови.

Лик богини представлял собой львиную морду, ужасающую в своей безмятежности, диск над ее головой, скорее всего бронзовый, отражал огни свечей и сиял, как золото.

Я заглянула ей в глаза.

— Сехмет, — почти беззвучно пролепетала я разбитыми губами.

Слова молитвы, усвоенные когда-то на уроках сравнительного религиоведения в академии, всплыли в моей магически натренированной памяти. При подготовке псионов тренировке памяти уделяют особое внимание. Это очень помогает, когда надо срочно вспомнить какое-нибудь заклинание или руну, но чертовски мешает, если хочется поскорее выбросить из головы нестерпимые воспоминания о вопиющей несправедливости жизни среди смертных.

Или когда необходимо что-то забыть, чтобы не сойти с ума. Когда позарез требуется избавить сознание от чего-то чудовищного — такого, что весь твой разум трепещет, как натянутая струна, и насилие добирается до самых потаенных глубин твоего мозга.

Это был даже не шепот. Мой обессиленный голос растекался по стенам, наполняя пространство страстной мольбой.

— Sekhmet sa'es. Сехмет, властительница солнца, разящего ока Ра. Сехмет, Владычица Битвы, та, кого боги напоили допьяна. Госпожа моя, я обращаюсь к тебе, я молю тебя. Я взываю к тебе в надежде, что зов мой будет услышан.

Ответа не последовало. Конец молитвы поглотила тишина. Гробовая тишина.

Я откинула голову.

И издала вопль, вырвавшийся даже не из горла, а откуда-то из застывших недр естества, где еще сохранилось мое человеческое начало. Это тайное место, невзирая на все удары и потрясения, оставалось моим и только моим. Может быть, единственное, что у меня еще осталось. Все остальное у меня отняли — но, клянусь всеми богами, когда-либо сущими, рано или поздно я все верну.

Как только пойму, кого надо убить первым.

В моей голове пульсировала молитва — призыв столь же древний, как сама ярость.

«Я молю тебя! Взываю к тебе. Вызываю тебя. Призываю тебя снизойти ко мне, в меня».

Звуки разносились среди камней, гулкое бронзовое эхо разрывало воздух, и даже стены храма отозвались стоном на мой вопль. Но тут мои губы онемели, силы окончательно покинули меня. Я повалилась на бок, хватая скрюченными пальцами воздух. Голова, отстраненно ощутив боль, ударилась о пол. Под моей щекой по камню растеклась кровь, перед глазами все заколебалось, и в этот миг губы богини раздвинулись, обнажив клыки, сверкающие белизной слоновой кости. Поток пламени окружил меня, подхватил и снова унес в водоворот забытья. На сей раз там не было тьмы, равно как и голубого свечения далекой юдоли смерти.

Нет, не было. Я погрузилась в кроваво-багровое зарево. Доносились лишь глухие удары дряхлого сердца, да пламя потрескивало, рассыпая искры. Я снова упала, но боли уже не ощутила.

Не знаю, насколько долгим было мое пребывание вовне. Казалось, оно продолжалось бесконечно. Все было словно в тумане: я как будто всплывала, но что-то раз за разом давило на меня, заставляя погружаться.