— Вылезем, как кроты, из земли… «А вот и мы!»
— Кони не живут под землей, — отвечает Плохиш, кивая на Суханова. — И для этого мерина нору надо рыть огромную.
— Зато прикинь, как удивятся чечены, когда из-под земли вылезет целая лошадь, — говорит Язва.
— Выходим через пять минут, — заканчивает Семеныч.
Пацаны неспешно расходятся.
— Сергей! — говорит Язва, столкнувшись лицом к лицу с Монахом.
— Чего? — отзывается Монах неприязненно.
— Держи хрен бодрей, — зло отвечает Язва.
«Помолиться, что ли? — думаю. — Ни одной молитвы не знаю.
Господи-Господи-Господи-Господи…»
Подхожу к машине, прислоняюсь плечом к борту. Хочется лечь. Внутренности уже высосаны, пустое нутро ноет, где-то на дне живота, как холодец, подрагивает отвалившийся ломоть мяса.
«Мое тело, славное мое тело…» — я пытаюсь почувствовать свои руки и сначала чувствую автомат, его холод, а потом, кажется, свои куда более холодные пальцы; еще я хочу почувствовать кожу, соски и узнаю их, сморщенные, как у старика, болезненно потершись о тельник.
«Мое тело», — еще раз повторяю я.
Пытаюсь согнуть и разогнуть окоченелые пальцы, они не поддаются.
— Егор, строй своих к броску.
«Чей это голос? Кажется, взводный что-то сказал…»
Выискиваю взглядом Кизю… Монаха… Степку Черткова… Скворца… Андрюха Конь стоит, расставив ноги, держит пулемет наперевес…
«Надо же, я еще людей узнаю…» — удивляюсь себе.
Открываю рот, хочу что-то сказать, но раздается нечленораздельный, сиплый звук. Озираюсь по сторонам: не заметил, не услышал ли кто… Говорю несколько слов шепотом: «Е-гор… из-за леса, из-за гор… Егор… едет дедушка Егор… сам на коровке… детки на лошадках… внучки на козлятах… а жена на сивом мерине…» Нет, дар речи еще при мне.
— Строимся, братцы!
До того как мы взберемся на холм, нас, наверное, не убьют.
Построившись повзводно, нерешительно топчемся.
— С Богом, родные… — говорит Семеныч по рации.
Хватаю ртом воздух, ноги уже бегут. Легко бежать, кажется, толкнусь сейчас и взлечу… Рассыпаемся по взгорью, между бойцами — пять-семь метров, я первый, пацаны чуть поодаль. Слышатся топот и мерная тряска чего-то железного в карманах. В голове ни одной мысли, они высыпались во время бега. На голове шапочка, в руках автомат. Все на месте.
Подъем становится круче, сбавляем ход. Еще десять шагов, еще пятнадцать, еще пять… Так бы и взбираться на этот холм бесконечно.
«Сейчас выползем наверх, а там — море… И в море Дашенька», — неожиданно проносится в голове, как испуганная птица, одна мысль.
— Стой! — глухо говорит Шея.
Падаем на землю: ноги расставлены широко, левая рука, при-согнутая в локте, выбрасывается вперед, в правой — ствол; при падении основной упор приходится на левую руку.
Семеныч, Шея и Столяр уползают выше, у всех троих бинокли. Замечаю, что они ползут к нескольким людям, уже пришедшим и разместившимся на холме до нас.
«Разведка, смотри-ка ты…»
Позади раздается ровное мощное гуденье.
«Танки».
Смотрю в упор на землю. Рация подо мной.
«Не услышу».
Ложусь на бок.
— Выдвигаемся, — слышится тут же чей-то голос в динамике.
«Как быстро», — успеваю подумать я. |