|
И о чем только думают эти судьи?
— Осмелюсь высказать свое мнение. Мы знаем истинную цену и судьям и закону, — заявила женщина. — Безотносительно к этому, милый Хай, — простите меня за то, что я говорю вам это, — человек, с которым вы беседовали по телефону, хоть вы и не считаете его джентльменом, в сущности прав. Кто бы ни скрывался под маской Повелителя Грома, — а возможно, что это и не один человек, — ключ к разгадке дела в нем или в них.
— Но, Даффи, по вашему собственному признанию, вы не можете его найти.
— Не исключено, Хайман, что мы просто недостаточно усердно его искали. Что скажешь, Реджи?
— Милая девочка, да мы же с тобой облазили все это чертово болото без единого приличного жилья, и все впустую!
— Это так, дорогой, но был там один тип, который как-то не вписывался в обстановку. Помнишь, я говорила тебе о нем?
— Ах, это тот неприятный молодой парень, такой мрачный? — отозвался англичанин безразличным тоном.
— О ком вы? — подался вперед Голдфарб.
— Он не мрачный, Реджи, а скорее необщительный, — возразила мужчине Даффи. — Выражался он на ломаном английском, но все, что мы ему говорили, понимал. Это было видно по его глазам.
— Да о ком же вы? — вновь спросил консультант ЦРУ.
— Об одном индейце-удальце. По-моему, такое определение подходит к нему лучше всего. Ему лет двадцать с небольшим. Он, все время делал вид, будто не очень хорошо понимает по-английски, и когда мы задавали ему вопросы, лишь пожимал плечами. Впрочем, вполне вероятно, что знание английского тут ни при чем. Тогда я как-то об этом не подумала, но сейчас мне вдруг пришло в голову: все это возможно потому, что нынешняя молодежь такая неприветливая, ведь верно?
— Одет он был не вполне прилично, — вмешался Реджиналд. — На нем, кажется, ничего не было, кроме набедренной повязки. В общем, зрелище омерзительное. А когда он влез с грехом пополам на лошадь, то, скажем прямо, обнаружил полное неумение ездить верхом.
— К чему вы все это? — недоумевал Голдфарб.
— Он свалился с лошади, — решила уточнить Даффи. — Да, ему явно не хватало сноровки...
— Стойте, стойте! — Голдфарб налег на стол широкой грудью. — Как я понял, тогда вы не придали особого значения встрече с этим молодым индейцем, но теперь почему-то вспомнили о нем. Не так ли?
— В свете определенных обстоятельств, милый Хай, я стараюсь ничего не забывать.
— Вы полагаете, он знал что-то такое, чего не хотел вам рассказать?
— Это одно из возможных объяснений его поведения.
— Как вы считаете, смогли бы снова найти его?
— Конечно! Я запомнила вигвам, из которого он вышел. Жилье это принадлежало ему.
— Как, они до сих пор обитают в вигвамах?
— Само собой, Хайман! — ответил Реджиналд. — Они же индейцы. Краснокожие, как вы называете их в своих фильмах.
— Здесь-то и зарыта собака, — произнес Голдфарб, взяв телефонную трубку и набирая номер. — Вигвам! Да теперь никто же не спит в вигвамах!.. — Выговорившись, он бросил гостям: — Не распаковывайтесь. — И снова переключил внимание на телефон: — Мэнни? Отправляйся к Заступу, а потом на летное поле. Поведешь «Лир» в Небраску.
— Верни мне мою одежду, Мак! — вопил он в отчаянии. — Ты не имеешь права так поступать со мной! Я устал, меня тошнит от всего этого!.. Нас всех тошнит!. |