— Что?! — вздрогнул вигвам от мощного рыка.

— В Верховном суде заседают люди занятые, краснокожий брат мой, и за исключением особых случаев, когда четко аргументируется необходимость сделать исключение из правила, неаккредитованный юрист не вправе обращаться туда с петицией в качестве временного поверенного. Я уже говорил тебе об этом. Если бы даже решение было принято в твою пользу, — что, впрочем, столь же маловероятно, как и то, что подобный мне удалой индеец смог бы когда-нибудь научиться ездить верхом, — то и тогда тебя не впустили бы в зал суда.

Из конусообразного сооружения, покрытого раскрашенными искусственными звериными шкурами, вырвался еще более отчаянный, чем прежде, протяжный вопль, сменившийся укором:

— Как мог ты предположить такое?

— Да я здесь ни при чем. Мак. Ты сам во всем виноват. Разве не советовал я тебе официально зарегистрировать своего поверенного? Но ты сказал, что не можешь этого сделать, поскольку он умер, и что позже ты что-нибудь придумаешь, а пока суть да дело, мы, дескать, сославшись на прецедент тысяча восемьсот двадцать шестого года, подадим обращение без указания имени истца.

— Так прецедент-то откопал ведь ты! — вновь взревел скрытый в причудливом вигваме человек.

— Совершенно верно, и ты еще благодарил меня за это от всей души. А теперь позволь мне дать тебе совет: откопай своего покойного поверенного и пусть он поучаствует в бумажных баталиях.

— Но это невозможно! — На этот раз вместо яростного рева прозвучало жалобное мяуканье обескураженного котенка.

— Почему, интересно?

— Чем бы смог он теперь помочь нам?

— Как чем?.. Ах, Боже мой, да я же имел в виду не собственно твоего поверенного, покоящегося с миром в могиле, а его бумаги — различные документы, которые удалось ему раздобыть, записи опросов, показания, одним словом, все, что накопилось у него в ходе проведенного им расследования.

— Ему это не понравилось бы! — Теперь это уже было даже не мяуканье котенка, а мышиный писк.

— Но он ведь все равно ничего не узнает!.. Пойми, Мак, рано или поздно какой-нибудь столичный клерк этих судей пронюхает, что я новичок, недавно окончивший юридический колледж и проработавший в суде каких-то шесть месяцев, и тогда поднимется страшный шум. Никакая молитва не поможет тебе: Бог Громовержец судебной империи, всемогущий Рибок поразит тебя молнией за обман. И в еще большей степени — за то, что ты выставил их дураками. И даже если бы один или двое судейских крючков встали вдруг на твою сторону, что, поверь мне, исключено, то проку от этого все равно бы не было. Так что забудь о своей затее. Мак: она провалилась. Верни мне одежду и выпусти отсюда.

— И куда ты намерен направиться, сынок? — Голос попискивающей мышки-невидимки набрал постепенно силу и, словно пробившись из подземелья, зазвучал крещендо: — Я спрашиваю тебя: куда, паренек?

— Кто знает? Может, в Американское Самоа — после того, как я получу соответствующее свидетельство из коллегии адвокатов штата Небраска.

— Никогда не думал, что скажу тебе это, сынок, — снова раздался громоподобный рык из вигвама, — потому что считал тебя стоящим парнем. Я полагал, что ты стоящий товар, а теперь не решился бы отправить тебя на базар.

— Спасибо за рифму, Мак. А как насчет моей одежонки?

— Вот она, желтокожий койот! — Искусственная звериная шкура отодвинулась, и из темного проема вылетел сверток с эмблемой «Лиги плюща».

— Не желтокожий, а краснокожий. Мак, запомни! Удалец в набедренной повязке, рванувшись вперед, схватил на лету шорты, рубашку, серые фланелевые брюки и ярко-синий блейзер.