На другой день префект не поленился явиться в школу гладиаторов и предложил Лобанову поступить на службу в преторию, в когорту для особых поручений. Сергей тогда согласился, но с условием — друзья станут в строй вместе с ним. Префекта наглость рудиария до того восхитила, что он согласился. Так Сергей Корнеевич Лобанов стал Сергием Корнелием Роксоланом. И началось.
Заговор четырех консуляров стал первой пробой на прочность. Ничего, выдюжили. И со вторым заданием справились — вчера только из Египта вернулись, «злого волшебника» Зухоса ликвидировав, врага народа римского, а завтра им приказано явиться в дом префекта. Видать по всему, готовится новая миссия из разряда невыполнимых…
Тут ровное течение мыслей Сергеевых пресеклось — с громким гоготом в таверну ввалились батавы. В кожаных штанах и куртках, волосатые, бородатые, с длинными мечами. Целая тысяча этих свирепых вонючих мужиков из Германии стояла лагерем на Целии — как противовес претории. Копьеносцы-гастилиарии из племени батавов составляли императорский эскорт, а любая встреча с преторианцами заканчивалась дракой.
К Ларсинии занесло шестерых. Пятеро батавов были помоложе, один постарше, но зато какой — двухметровый! Краснощекий богатырь с мышцами, борода веником — вылитый Бармалей.
— Гвардейцы кардинала! — быстро проговорил Эдик и допил вино.
Искандер брезгливо поморщился — от батавов ощутимо несло, — а Гефестай довольно крякнул.
— Самое время, — сказал он, неспешно затягивая перевязь. — Напились, наелись… Разборка на десерт.
Бармалей заорал:
— Очистить помещение!
Молодой батав весело загоготал и поддержал старшего товарища:
— Кыш отсюда, петухи! Остальные умело прокукарекали.
Четверка преторианцев сделала вид, что это не к ней относится.
— Я сказал… — затянул Бармалей, багровея.
— Чем это вдруг завоняло? — перебил его Чанба. — Из латрины, что ли, подтекло?
— Не-е… — ухмыльнулся Ярнаев сын. — Это германское дерьмо само к нам пришло! Во-он в тех бурдюках, видишь?
— А-а! — «догадался» Эдик. — Вижу, вижу! Такие, на ножках, да?
— Во-во! Батавы называются.
— А заросли-то… Мама дорогая! Это ж сколько в тех бородищах блох…
— Блох! — фыркнул Гефестай. — Да там уже тараканы завелись! Или мыши.
— А в тебе заведутся черви! — прорычал рыжебородый Бармалей и вытащил меч. — Скоро!
— Не понял, — озадачился абхаз, вставая и сладко потягиваясь, — им чего надо-то?
— Видишь, железяку показывает? — растолковал ему кушан, вытаскивая из ножен длинный сарматский меч-карту с перекрестьем в виде полумесяца. — Это он намекает так, чтоб мы ему бороду сбрили! Закусали человека насекомые, заели совсем…
— Стрижем-бреем, скальпы снимаем! — пропел Чанба, вооружаясь гладием.
Бармалей рванулся, обрушивая тяжелый клинок на Эдика, но тот ловок был — отскочил, пропарывая германцу и куртку, и кожу. Меч Бармалеев развалил столик, сбрасывая посуду, и застрял в точеной подставке. Гефестай не оплошал, подрубил великана из северных лесов.
— Первый клиент обслужен! — выкрикнул абхаз. — Следующий!
Молодые германские воины не устрашились — их охватило лихое бешенство. С криками «Хох! Хох!» они бросились на преторианцев всем скопом.
— Наша очередь, — сказал кентурион, вставая из-за стола.
Тиндарид кивнул, дожевывая грушу из Сигнии, и поднялся. |